Займись любовью - не войной

(Содден)

Фрик

Е-mail: freak70@list.ru
Рейтинг: NC-17
Пейринги: Радклифф/Трисс, Радклифф/Ламберт, Филиппа Эйльхарт/Францеска Финдабаир
Warning: если Вы, в силу своих религиозных, этических или иных принципов не признаете гетеросексуальных отношений, Вам лучше почитать другие мои и не мои рассказы. J. Имеется ненормативная лексика.

 

Посвящается Анджею Сапковскому, умеющему любить тех, кто ошибается. )))

 

- Ну, давайте выпьем, - сказал Хен Гедымгейт, - Девочки, давайте к столу, хорош щебетать… Нынешней ночью мода вряд ли сделает очередной виток…
Радклифф невольно улыбнулся. Он понимал старика: тот изо всех сил удерживал их всех в рамках нормальности. Обычного хода событий. Хотя и выпить толком было нельзя, и столом назвать накрытый какою-то тряпкой ящик язык не поворачивался, как и чародеек – «девочками» (никто бы и не посмел, кроме дедули Хена) – поглядеть хоть на Филиппу Эйльхарт, похожую в своей мужской одежде на очень сурового, очень молодого (мда!) и очень красивого рыцаря… А Францеска Финдабаир! Истинная королева эльфов, идущая на последний бой, иначе не скажешь… только что вернулась от своих, видно, раздавала инструкции своим Aen Seidhe – и, что ценнее, Aen Saevherne. Решилась, привела их сюда – свою надежду, свою гордость, наплевала на то, что их могут перебить… Парочку этих самых, легендарных Aen Saevherne, огневолосую даму и высокого беловолосого мужчину, Радклифф видел своими глазами, Францеска даже представила их – «Радклифф, член Совета… Aen Saevherne, Ида Эмеан аэп Сивней и Филавандрель аэп Фидаиль…» Эльфы посмотрели на Радклиффа своими бездонными глазами, вскользь переглянулись и улыбнулись ему, скорей всего, углядев в нем заметные следы Старшей Крови…

А Йеннифэр, а малышка Трисс Меригольд – тоже в брюках и сапожках, роскошные гривы, вороная и каштановая, убраны в строгие пучки, лица бледные, косметика есть, но почти незаметна… 

И явно не фасончики обсуждали. Да и «щебетом» назвать их тихие, напряженные переговоры было никак нельзя…

- Прошу, уважаемые дамы, - улыбался Вильгефорц. Тоже молодец, прекрасно держится, ни тени сомнения или страха на лице.

В другом шатре, должно быть, происходило то же самое, что и тут. Там были Арто Терранова, Феркарт, Ваньелла, Коралл и другие… Все, кто помоложе, а Арто служил школьным надзирателем. Да и Трисс должна бы быть там, но Йеннифэр выгрызла подружку у Террановы зубами, к себе поближе. В третьем шатре собрались, наоборот, самые старшие – Горазд, Дагоберт, Рябой Алекс…

Интересно, сколько чародеев у Нильфгаарда?

Ночь перед боем, думал Радклифф, ночь, когда кое-что меняется внутри. И необратимо. Еще есть возможность сбежать, у любого из присутствующих, с нашей-то хитростью – боги, как это легко. Симулировать сердечный приступ, к примеру. Или исчезнуть через портал, оставив за себя мастерскую иллюзию своего трупа, пронзенного шальной стрелой… вряд ли кто-то сейчас захочет тратить Силу на то, чтоб выяснять, труп это или кукла... Но покинуть всех – по всеобщему решению – надлежит лишь Хену Гедымгейту. Нечего старику с больным сердцем делать на поле боя. Он будет куда полезнее, когда понадобится лечить раненых … в случае победы, конечно.

Как страшно, как же страшно… А если так страшно мне – то каково же женщинам… А среди мужчин – один ли я такой?

Ни черта, с облегчением подумал Радклифф.

Вон Истредд посадил Йеннифэр к себе на колени, и она прильнула к нему, запустив пальцы в его темные короткие волосы, он довольно сощурился – теперь ему не так страшно, близость любимой женщины все-таки… Мда, подумал Радклифф, браво, Йеннифэр, браво. О ведьмаке Геральте тут речь не идет, потому что его здесь нет – они же нейтральны, эти ведьмаки…

А вон  стоит Вильгефорц с чашей вина, ему никого не надо, он здесь командир, и он черпает храбрость из сознания этого…

Почти неощутимое прикосновение к рукаву – и Радклифф удивленно оборачивается. Трисс Меригольд.

- Радклифф. Замечтался?

- Ага, - отвечает он, улыбаясь, со всей беззаботностью, какую удается выжать.

- Выпьем?

- А то.

Ох, Йеннифэр, думает Радклифф, о чем ты только думала, притащив ее сюда. Здесь все старше ее, все умеют справиться с собой, вон ты – делишься с Истреддом теплом и надеждой, как и он с тобою… Вон Филиппа о чем-то курлыкает с Францеской…  А малышка Трисс не знает, куда сунуться, от страха… Лучше б ей было с теми, кто будет за нашими спинами…  А она выпила глоток вина – и все, теперь ей кажется, что у нее – теперь, в эту ночь – есть свой Истредд. В моем лице. Глупая… если б я мог делать это с бабой, то с тобой уж сделал бы, не дожидаясь столь экстремальной обстановки… И черт знает, как показать ей это, чтоб не обидеть и не породить кучу сплетен. Мда, интересно, что я по-прежнему думаю, что обо мне будут болтать, подумал Радклифф. Притом что завтра болтать будет, возможно, некому.

- Пойдем погуляем, Трисс.

- С удовольствием.

 

Ну и что мне делать, думал Радклифф через несколько минут, когда они уже были в лесочке, и Трисс, уже слишком часто дыша, прильнула к нему, и губы ее раскрылись на запрокинутом лице, как ночной цветок... От нее приятно пахло, и вообще с ней было приятно, тепло…

- Трисс, - прошептал он, - Трисс… то, что ты, может, слышала обо мне – правда.

- Что? – спросила она, еле шевельнув губами.

- Я не могу спать с женщинами, - ответил он, - Это правда.

- Мне плевать на эту правду, - ответила она, - Этой ночью есть одна-единственная правда. Что всем нам страшно до колик в заднице.

- Да.

- И единственное, что спасает – немножко любви. Это спасает, правда, Радклифф. Хотя бы целоваться ты умеешь?..

- Только с мужчинами, - ляпнул он.

Она расхохоталась. Звонко. Как девчонка. И он смеялся вместе с ней, когда она заорала на весь лагерь:

- КАКАЯ, НА ХРЕН, РАЗНИЦА-ТО??? – и продолжала, фыркая и вовремя прикрыв ладонью рот, - У вас что, губы другие? Зубы? Язык?.. Ойййй… чудила грешная, Рааадклифф!!! Целуй меня, быстро!!!

Он послушался, и это оказалось неожиданно приятно, он ощутил, как она крепче прижалась к нему, втиснув стройное бедро ему между ног, как никогда не делал ни один его мужик, кроме…

Трисс не была неопытной. И теперешнее status quo заводило ее до воя. Не спит с женщинами, сукин кот, не может?.. Ну-ну. Губы такие же… особенно в темноте. А у него даже пока не стоит… Как хорошо, что я в брюках, в юбке так неудобно вставать на колени…  

Радклифф вцепился пальцами в ствол сосны, возле которой стоял...

- Трииисс…  ты что…

Она не могла ответить. По техническим причинам.
Член «не любящего женщин» Радклиффа послушно встал и отвердел, и Трисс почувствовала, что облизывать его и дальше будет нерационально.
Она поднялась и посмотрела на него, ужасно смешного в своей растерянности – да и без этого есть что-то донельзя комичное в мужике, стоящем со спущенными штанами и торчащим членом – и ожидающем твоего следующего ценного указания. Такая редкость, вообще говоря. Трисс обожала таких мужчин – а не тех, что сами решали все за тебя.

Трисс расстегнула серебряную пряжечку на ремешке. А потом решила вообще снять одежду – не для него, для себя. Было прохладно – но тем приятней будет, когда станет жарко. Трисс не любила заниматься любовью в одежде. Он молча смотрел.

Пусть Радклифф, черт бы его взял, возьмет меня так, как ему удобно… в конце концов, мне это тоже нравится.

Она положила руки на его плечи и мягко потянула вниз. А дальше было просто – встать на четвереньки, протянуть руку назад и позаботиться о том, чтоб он, чудо, сунул куда следует, а не куда обычно…

Трисс кусала губы, чтоб не орать как кошка, Радклифф, похоже, был не из тех, у кого все это происходит по типу «здрасьте, девушка – пока, мадам», он явно любил это дело, как и она сама, и любил не без взаимности… и с ним было хорошо.

Когда все кончилось, она быстро оделась, Радклифф стоял, прислонившись к стволу, глаза у него поблескивали в темноте. Трисс обняла его, ероша ему волосы и ощущая, какой влажный у него лоб, и поцеловала в губы.

- Радклифф. Спасибо, милый. Мне это было нужно.

Он неуверенно обнял ее за талию и пробормотал:

- Тебе спасибо, Трисс…

Она улыбалась. Смешной он. Нежный, беззащитный. Совсем не по-мужски. Но ему идет…

- Лучше нам вернуться не вместе, - сказала она, - ну их всех… сам знаешь, какие они.

- Угу.

Из лесочка они вышли вместе, а там Трисс ускорила шаг по направлению к шатру. Радклифф стоял, ощущая, как ночной ветерок приятно обдувает разгоряченную физиономию.

Лагерь еще не спал. Откуда-то слышалась тихая песня – у солдат  были свои способы глушить в себе страх…

- Ну ты даешь.

Радклифф дернулся, развернулся, ему показалось, что земля вот-вот уйдет из-под ног, потому что голос этот – здесь – был невозможен… Радклифф удивился бы меньше, если б его окликнул Эмгыр вар Эмрейс, император Нильфгаарда… Но это был не Эмгыр. За плечами темного силуэта поблескивали оголовки мечей, а глаза горели, словно у кошки.

- Ламберт?.. Ты… что тут…

- Ну ты даешь, - насмешливо повторил хрипловатый молодой голос, - Многогранная личность…

- Очень красиво подглядывать, - заметил Радклифф, радуясь, что в темноте не видно, как заполыхали его щеки.

- Очень красиво трахаться в двух футах от человека, собравшегося вздремнуть, - парировал ведьмак, - Ну, не ожидал я от тебя такого… а ничего баба. Чародейка?

- Естессно.
- Любовь?..

- Да пошел ты.

- Ага, - отметил наглый щенок, а вслед за «ага» в глазах у Радклиффа потемнело от оплеухи. Изрядная плюха была – щека сразу заныла, даже в ухе почему-то закололо.

- Все ясно? – тихо поинтересовался ведьмак.

- Нет, - сказал Радклифф, тихонько растирая щеку кончиками пальцев, - Не все. Не понимаю, что ты тут делаешь.
- А ты?

- Я – ясно что.
- А я тут потому, что тут ты. Если кому-то непонятны очевидные ве…

- Что, и Геральт здесь?

- При чем Геральт?

- А тут Йеннифэр.

- Геральт на севере где-то, - буркнул Ламберт. 

- А ты, значит, здесь?.. Как же так? Вы ведь нейтральны. Вам плевать на политику. Если вам будут платить нильфы, вы будете защищать нильфят. Разве не так?

- Все так, - ответил ведьмак, - Я нейтрален, и мне плевать на политику, и я буду защищать нильфов, нильфих и нильфят… за деньги. Но здесь я – повторяю для кретинов – не по причине патриотизма. Я здесь потому, что здесь ты, и завтра ты будешь в опасности… ясно ли?

- Убирайся, герой хренов, ясно ли?

- Что-о?

- Что слышал! – рявкнул Радклифф, - Там, где будем мы – там тебе делать нечего! Что ты собрался противопоставить нильфгаардским чародеям? Знак Аард?.. Тебя испепелят на месте, ты «мама» сказать не успеешь!!
- Посмотрим, - сказал Ламберт, и голос его вдруг дрогнул, - посмотрим.

Он притянул Радклиффа к себе, жесткая ладонь нежно погладила щеку, все еще горящую от оплеухи, скользнула по виску, зарываясь в волосы.
- Дай хоть поцеловать тебя, Клифф…
Клифф был не против. Как всегда, когда его касались руки Ламберта.
- Я бы с радостью оттащил тебя назад в лесочек, - пробурчал ведьмак, - и сделал с тобой то же, что ты сделал с этой красоткой… но, думаю, завтра тебе не стоит быть затраханным вусмерть…
- Ага…
- РАДКЛИФФ, черт… - чужой голос, и они отскочили друг от друга. В десяти шагах стоял Вильгефорц, лицо его белело расплывчатым пятном.

- Радклифф, - сказал он, - Нам всем нужно завтра иметь свежую голову. Тебе так не кажется?.. Уже поздно, Радклифф. Отправь своего… друга к нашему сброду и отправляйся спать.
Ламберт нехорошо усмехнулся. «… Друг» и «сброд» ему не понравились. Радклифф поспешно заслонил его от Вильгефорца своей спиной.
- Я понимаю, - тихо сказал он, - что тебе тяжек груз, который мы на тебя взвалили, Вильгефорц из Роггевеена. Все же ты еще молод.

 

Вильгефорц и сам уже понял, что, командует он тут или нет, а чародеи – не солдаты. Он начинал свою карьеру наемником и вел себя соответственно опыту… но надо было учитывать, что окорачивать чародеев командным тоном не следует. Это был не тот контингент. Это в Нильфгаарде чародеи не смели пернуть без соизволения императора Эмгыра. Здесь же была вольная и наглая публика. Чего стоила Филиппа Эйльхарт, регулярно советующая заткнуться королю Редании… И Радклифф, сукин кот, если захочет, будет сосаться с дружком хоть до посинения, послав Вильгефорца по кочкам. И Вильгефорц был благодарен Радклиффу за то, что он этого не сделал.
- Извини, Радклифф, - сказал Вильгефорц, - Это нервы.

- Я понимаю.

 

- Ламберт. Я прошу тебя – не суйся. А? Опасно… ну Ламберт.

- Не ной, трусливая чародейская душонка. Я просто хочу быть… рядом.

- Зачем?..

- Потому что знаю твоих дружков-чародеев, Клифф. Эту свору поганую. Ты будешь подыхать и умолять, чтоб тебя – как минимум – не топтали сапогами, а максимум – оттащили подальше. Но никто не обратит внимания…
Да, подумал Радклифф, может, и так.

 

Утром он не видел Ламберта. Вильгефорц собрал всех на последний, так сказать, инструктаж. У многих – впрочем, Вильгефорц ожидал, что будет хуже – были слишком бледные лица… Да из них больше половины не знают, что такое настоящий бой, думал Вильгефорц.

- Хочу сказать вам, - начал он, - если кто-то думает, что все начнется красиво и достойно – это не так. Все начнется неожиданно. Как и любой бой. Кто-то умрет сразу…

- Знаем, - пробурчал старый Горазд.
- … кто-то не сразу. И единственный совет, который я могу дать вам, - голос Вильгефорца завибрировал и понизился, - забудьте обо всем, кроме того, чтоб выжить и нанести наибольший урон Нильфгаарду. Геройство себя не оправдывает. Да, я говорю о том, что таскающие на себе раненых беззащитны для врага. Избегайте опасности и не лезьте спасать тех, кого все равно нельзя спасти. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

Он в последний раз обвел глазами бледные красивые лица.

 

Рев. Рев, из которого выпадают отдельные слова…

- Цииинтраааа!!!

- Медвежья Хоругвь! Уррааааааааа!!!
- НА ПОГИБЕЛЬ СУКИНСЫНАМ!!! – это тряс чеканами полк краснолюдов под командованием Шелдона Скаггса.
- НИЛЬФОВ – БЕЙ!!!

- Лирия!!!

- Ривия!!!

- КА-ЭД-ВЕН!!!
- Редания – к бою!!!

… и немо ползущие – а оттого страшные – черные полчища…

 

… И разверзся ад.

Нильфские чародеи все были в имперской черной форме – и потому казались грозней пестрой толпы чародеев Севера… впрочем, когда кажется, молиться надо…
Первым погиб, кажется, старик Горазд. А может, и нет. Радклифф не помнил. Хорошо он помнил разве что нечеловеческое напряжение сил – и свои вытаращенные от адреналина глаза… Вильгефорц бушевал впереди всех, успевая еще орать, как банньши, поддерживая остальных, зовя их урыть ублюдков, спалить подонков, выебать в жопу нильфов… и это работало…
Огонь и камни с неба. Трясущаяся под ногами земля. Тусклый блеск синих молний. «Радклифф, блок!!!» «Аааааааа блядь…»  «ЙЕЕ-ЕННИФЭР!!!» «Алекс, руку!!!»

И картинки. Картины… словно наяву – череда кошмарных снов…

Литта Нейд. Кокетливые глазки, коралловая помада, короткая стрижка. Прелесть-девчонка. Литта Нейд – обугленный обрубок плоти без рук и ног, воющий так, как не может выть ни одно человеческое существо… случившийся рядом Дагоберт из Воле, кривясь, долбанул ее крошечной молнией, прекращая ее страдания… и через минуту уже лежал рядом, срезанный нильфским заклинанием, словно колос серпом.

Йеннифэр, с растрепавшейся, выбившейся из пучка вороной гривой, орущая, извергающая заклинания, с горящими глазами…

Вообще без глаз...  Лицо и грудь  залиты кровью, руки шарят, шарят в пустоте… Истредд, вопреки предупреждениям Вильгефорца, вытаскивающий ее подальше… рыдающий Истредд… вернувшийся и превратившийся в самого дьявола, его трясет, он едва стоит на ногах, пропуская сквозь себя чудовищную силу…

РЕБЯТКИ, МЫ ДАВИМ ИХ!!! – вопль Вильгефорца, - МИЛЫЕ, РЕБЯТКИ, ДА-ВАААЙТЕЕЕЕ!!!

Францеска Финдабаир. Только что стояла, прекрасная как валькирия, кисти порхают, ткут в воздухе смертоносную ткань эльфьего волшебства…

Коротко всхлипнув, она падает на колени, белые холеные руки скребут по грязи… Один из ее Aen Saevherne – его белые волосы сейчас красны и слиплись сосульками – как из-под земли возникает перед ней, закрывая от смерти свою королеву…

- Фрееель… Caemme…

- Bloede pest!!!

Трисс Меригольд… Радклифф едва признал ее… это была не она… Трисс и ее каштановый водопад…

Разьяренный, плачущий от боли чертенок с остатками сгоревших волос, дыбом стоящих на черепе, в крови – хоть выжми…

- Радклифф… руку дай… покажем им…

- Трисс, уходи…

- Нееееет… - давится рыданиями, - Йеннифэр… аааа… и… и Филиппа… Радклифф, ДОЛБИМ ИХ, БЛЯДЬ СУКИ ПАДЛЫ!!!

Долбим их…

Все ближе и ближе… вот уж шагов тридцать от нас до них… идут… их мало… меньше чем нас?.. а кто разберет, сколько нас-то, кругом кровь, дым, огонь… ад. 

Радклифф не понял, что произошло. Увидел только вспышку перед глазами – и боль, страшная боль копьем ударила в пах, ноги сразу подломились. Он упал, судорожно скрутившись, а когда проморгался, увидел чародейку. Нильфку. Черная одежда, серебряная звезда. Она протянула руку… но ничего  не успела. Перед ней метнулась тень с крутящимся, невидимым в быстром полете мечом… и чародейка упала, точней, распалась на две половинки, заливая землю кровью, как разбитый кувшин кларетом…

Вильгефорц, Филиппа, Терранова… они уже не здесь, они там, где бьются войска, они превращают противника в горы вопящего горелого мяса… Надо бы к ним, но Радклифф не может. Он видит перед носом грязную землю и несколько травинок. То видит, то нет. Глаза застилает слезами, лежать больно и мокро, штаны и подол рубахи у него намокли, хоть выжми, но  он даже не понимает, что это кровь. Кровь фонтаном хлещет из распоротого бедра.

Шагах в десяти лежит Трисс, скуля, как недобитый звереныш. Она тоже плавает в луже крови.

- Клифф… тихо, тихо, давай-ка пойдем отсюда… держись…

- Лам…берт… ее унеси… ее сначала… я… я… в порядке… - Радклифф не в порядке, его тошнит, ему дурно, но сознание ясное… неожиданно ясное. 

- Угу, угу. Канешшно, - шипит ведьмак, - у нее тоже бедренную артерию порвали?.. Цыц…если можешь, лучше кровоток запри, сдохнешь ведь, кровь теряешь…

Радклифф белеет на глазах. Какое там «запереть кровь», он уже не в состоянии даже веки поднять…

Ламберт не успел вынести Трисс. Там, где она лежала, бушевало пламя…

Радклифф беззвучно плакал на столе хирурга, а хирургом был, к слову, Русти Вандербек, низушек. Анестезии у него – и у чародеев-целителей – на всех не было, оно и понятно, чародеев уже шатало от перенапряжения, раненых складывали штабелями.

Узрев на столе коллегу по Оксенфурту, Русти присвистнул и рявкнул на ассистента:

- Портки режь… что пялишься… Радклифф, спокойно… эх, тебе бы кровь перелить… ну ладно… Зашьем пока…

Радклифф не издает ни звука – нет сил. Только из-под век катятся слезы.

- Не плачь, маленький, уже не больно, уже всё… - Русти тихонечко ворковал так почти над каждым раненым. И это тоже работало.

Он зашил всё быстро и качественно. По-живому, разумеется.  

- Ребята, несите… положить где потише, не тревожить. В пасть вина красного влить. Крови много потерял, ну, она дело поправимое… восстановится… Если он сейчас не сдохнет. Следующий!.. 

 

Дальше для Радклиффа все было в тумане, белом и холодном, смертном. Крови в нем осталось немного – недостаточно, чтоб согреть. Веки не поднимались. Ламберт сидел рядом. Потом явился старик Хен, взялся за Радклиффа по-своему. Ламберт сперва готов был его убить – когда Хен взялся, Радклифф стонал, плакал, дергался… но старик свое дело знал. Щеки у Радклиффа порозовели, глаза – бессмысленные, невидящие – открылись… Что уж там дед сотворил с кроветворными органами, было неясно, да и неважно.

 

Из двадцати двух чародеев, сражавшихся на Содденском холме, в живых осталось семеро. Радклифф. Ослепшая Йеннифэр. Терранова, весь в пузырях от ожогов, с полуоторванной рукой. Исполосованный, как мартовский драчливый кот, Вильгефорц. Феркарт, которому теперь никогда не мучиться по ночам от эротических сновидений и не таскать к себе подружек. Францеска Финдабаир с переломанными ребрами и руками. Филиппа Эйльхарт, которая отделалась переломом носа и кучей синяков.

 

Позже, намного позже выяснилось, что выжило не семеро, а  девятеро. Нашли Истредда и Трисс… причем обоих поначалу не узнали. Радклифф и Йеннифэр, что хорошо знали Трисс, не были в состоянии ее опознать – Радклифф был в отключке, Йеннифэр ослепла. А Трисс уже не походила на «ту малышку с каштановой гривой» - не было уже гривы… Истредда же поначалу просто приняли за одного из солдат и даже не показали чародеям… К счастью, у него не было ничего серьезного – просто сильное сотрясение мозга: кто-то из нильфов вырубил его заклинанием и тем самым, возможно, спас.

 

Всех покалеченных чародеев приводили в порядок при дворе короля Визимира, командовавшего объединенной армией Севера. Визимир не хотел уступить этой чести – выхаживать героев Соддена – никому.  Филиппа Эйльхарт одобрила его решение – оно было великолепно с политической точки зрения. Не помешает, если чародеи, служащие другим королям,  будут вспоминать Визимира Реданского с благодарностью. 

 

Да. Для героев Соддена не пожалели ничего: ни лекарств, ни магии. Каждому из пострадавших чародеев достался персональный чародей-целитель, а кому и два. Радклифф сразу заявил, что у него все в порядке – у него и впрямь все было в порядке, в сравнении с некоторыми. Целительница Марти Содергрен в последний раз осмотрела его рану и с сожалением произнесла:

- У тебя останется жуткий шрам…

- Какое это имеет значение? – улыбнулся ей Радклифф, - его же не видно.

- Ну, не всегда, - усмехнулась Марти, стрельнув в него довольно сексуальным взглядом. Радклифф ей нравился. Правда, ее несколько смущало то, что красивый мужик словно бы в упор не замечает ее, хм, намеков.

- Я не женщина, чтоб беспокоиться по этому поводу. Лучше расскажи, как дела у остальных.

- Да уж. Твоя рана просто счастье по сравнению с оторванными яйцами Феркарта, - буркнула Марти, - А бедняжка Трисс… ей больше не носить декольте… Шрамы от заклятий почти невозможно свести. С Йеннифэр еще возиться и возиться. Вильгефорц уже в порядке, Терранова еще долго не сможет двигать рукой, у Францески кости срастаются нормально. Кого я забыла?..

  

- Ламберт. Поехали домой. Я больше не могу здесь… - сказал Радклифф.

Конечно, выздоравливающих чародеев здесь кормили на убой и развлекали как могли, но Радклиффу, тем не менее, все сильнее хотелось домой, он соскучился по Оксенфурту.

 

Перед отбытием – он запланировал вечером телепортироваться вместе с Ламбертом в Оксенфурт - Радклифф, сильно хромая, побрел прощаться с остальными. Со всеми. Даже с теми, кого до Соддена вообще не знал. Теперь они все были как-то странно дороги ему. Особенно хотелось зайти к Трисс, но незнакомая молодая чародейка с веснушчатым крестьянским лицом, с которой он столкнулся в дверях, легонько уперлась в его грудь крепкой ладошкой:

- Простите, милсдарь… Трисс просила никого к ней не пускать.

Она не хочет, чтоб ее видели… такой, подумал Радклифф.

- Тогда передайте ей, что я – меня зовут Радклифф – желаю ей скорейшего выздоровления и очень счастлив, что познакомился с ней…

- Хорошо, передам, - сказала чародейка, взглянув на Ракдлиффа с некоторым интересом.

Он зашел к Феркарту, который сидел и пил, самоуглубленно изучая девицу на настенном гобелене, но Феркарт сверкнул на него печальными и злющими глазами и пробормотал:

- Мне теперь только и осталось научиться развлекаться по-твоему. Научишь, Радклифф?

- Чему?

- Подставлять мужикам задницу, чему же еще…

- Феркарт, - Радклифф только слегка побледнел, он понял, что такие вещи – после всего, что было – уже не выводят его из себя, - Я научу. Но только после того, как ты воскресишь Литту Нейд из мертвых, ладушки?..

Феркарта передернуло, и по его небритой щеке, петляя, поползла слеза.

- Прости, - сказал Радклифф.

- Угу, - быстро откликнулся тот.  

Вильгефорц, с физиономией, похожей на белый лист, исписанный красными чернилами, сидел в увитой плющом беседке с какою-то юной фрейлиной. Она с благоговением смотрела на него, военного героя, и, должно быть, до чертей наскучила ему, потому что стоило Вильгефорцу заметить замершую фигуру на гравийной дорожке, как он махнул рукой:

- Радклифф, иди сюда!..

Под хромающим шагом Радклиффа вновь захрупал белый гравий.

- Я пришел попрощаться, Вильгефорц.

- Домой?

- Да.

- Что ж, я тоже скоро… Я хотел сказать тебе – ты молодец, Радклифф.

- С чего это?

- Я боялся, что кое-от-кого из вас не будет толку, - ласково улыбнулся Вильгефорц, - Но книжники, теоретики, бабы – все оправдали свое чародейское звание… я был приятно удивлен.

- Ты еще молод. Поживешь с мое – поймешь, что жизнь вообще удивительная штука, - улыбнулся Радклифф, но подумал: стало быть, для того, чтоб подтвердить чародейское звание, нужно уметь убивать… Эх, Вильгефорц…

- Я рад был… познакомиться с тобой, - искренне промолвил командир содденского чародейского «полка».

- Взаимно.

 

В парке же Радклифф обнаружил Филиппу, держащуюся все так же прямо и опять в мужском костюме, Францеску Финдабаир в кресле и Терранову с рукой в лубке, который не спускал маленьких острых глаз с прекрасной эльфки. Все трое искренне обрадовались ему и пожелали всяческой удачи, но когда Радклифф повернулся, чтоб пойти восвояси, то обнаружил, что его догнала Филиппа. Они пошли по дорожке, исполосованной солнечными бликами, причем Филь незаметно примеривалась к шагу Радклиффа, у которого от ходьбы отчаянно разболелось бедро.

- Клифф, - Филиппа Эйльхарт была вторым человеком, который звал Радклиффа так, - Как ты?

- Отлично, Филь.

Суровая чародейка мягко улыбнулась.

- Твой ведьмак все еще тут, с тобой?

- Ага. Все уже знают, что он ведьмак?..

- Я посоветовала ему не слишком часто смотреть людям в глаза, и он, похоже, принял этот совет к сведению. Но кое-кто из чародеев понял, конечно. Он интересный парень.

- Угу, точно.

Никто другой (исключая Йеннифэр) не посмел бы заговорить с Радклиффом на эту тему, но Филиппе Эйльхарт было позволено многое, они с Радклиффом наслаждались общностью, этакая маленькая коалиция двух гомосексуальных личностей.

- А ты что там, строишь глазки Францеске? – полушуткой бросил Радклифф.

- А то, - по-мужски бесшабашно бросила Филь, - Вовсю.

- Неужели успешно?

- Ха. Сравни меня с Террановой. Внешне, я имею в виду. Впрочем, манеры его тоже оставляют желать много лучшего…

- У него нет шансов, - у Радклиффа засияли глаза, хотя тон был самый что ни на есть серьезный.

- Ну так.

- Покажи класс, Филь.

- Есть, командир… - улыбнулась Филиппа.

- Нет, а серьезно? Неужели она не шокирована, я про Францеску?

- Нисколько. Ты что же, думаешь, у эльфов такого нет?.. Они Старший Народ, - усмехнулась Филиппа, - и до многого, если не до всего, дошли раньше нас. Да я своими глазами видела в ее свите прелестную мужскую парочку, один из них – Aen Saevherne, а второй – вояка, из ее личной охраны… Парни даже не считают нужным скрывать, как относятся друг к дружке… - заявила Филиппа, - да и куда лучше, согласись, заниматься любовью, а не войной…

- Согласен…

- Клифф, мое солнышко… приедешь в гости? Я имею в виду ко мне, не к Визимиру.

- Конечно… Не знаешь, где Йеннифэр?

- Да только что видела, гуляют с Истреддом…

На прощание Филь крепко, по-мужски обняла Радклиффа.

 

Истредд и Йеннифэр действительно гуляли, причем Йеннифэр, держа своего кавалера под руку, ступала совсем как зрячая и узнала Радклиффа до того, как он заговорил. Она выглядела блестяще, если не считать тонкой повязки на глазах. А Истредд был прежний – если не считать того, что у него поседел чуб.

 

С чувством выполненного долга и теплом на сердце Радклифф побрел к себе. Нужно поблагодарить Марти Содергрен, а потом - хоть сейчас наколдовать телепорт и – прощай, дворец Визимира…

Он так замечтался о своем доме, где он в первую очередь погладит своих кошек (на время своего отсутствия он поручил одному из первокурсников кормить их), а потом уйдет в спальню с Ламбертом, что прикосновение к рукаву было для него полной неожиданностью. Это была та самая чародейка, что остановила его на пороге покоев Трисс Меригольд.

- Милсдарь…

Он с мягким удивлением в карих глазах поглядел на нее. Совсем юная. Но именно в молодости чародеи ведут себя наиболее дерзко, заражаясь от старших «тыканьем» кому ни попадя и вольным обращением… Помнится, в Бан Арде среди старших мальчиков особой доблестью считалось проявить какое-нибудь этакое, особенное неуважение к старшим, и Радклифф как раз отличился, послав одного из наставников на три буквы во время лекции по астрологии, впрочем, кончилось это фатально: куратор Радклиффа мастер Райеан в столовой, где собиралась вся школа, отодрал его, пятнадцатилетнего, плетью и заставил просить прощения у оскорбленного им чародея… и Радклифф попросил, хотя говорить было больно, по подбородку текла кровь из прокушенных во время порки губ, Райеан лупил так, как лупят кнутом крепостных, виновных в изнасиловании барской дочки. Так же жестоко подавлялись маленькие бунты других – и именно так разобиженные пацаны учились не ломаться под невыносимым грузом унижения…не все, конечно, кое-кто ломался, ну, не без этого.

…- Меня зовут Радклифф, - напомнил он, - А тебя?..

Девушка опустила глаза:

- Я Йоля. Послушница храма Мелитэле. Это в Элландере, милсдарь…

А, вот оно что, не чародейка она… Ну и что. Послушницы элландерского храма – идеальные сиделки и недурные врачевательницы. 

- Так что случилось, Йоля?

- Госпожа Меригольд просила передать вам, - послушница вдруг вскинула на Радклиффа серые глаза с лукавой искоркой в глубине, - что хотела бы видеть вас у себя нынче вечером. В восемь.

Радклифф был очень, очень удивлен, но послушно кивнул:

- Скажи ей – я буду.

- Да, милсдарь.

 

Йоля уже ушла, а он все стоял, вдруг поняв, ЧТО значит для него приглашение Трисс. Вечернее возвращение домой откладывалось. И это как-то нужно было объяснить Ламберту. Солгать ему Радклиффу не составило б никакого труда, но чертов ведьмак после всего этого стал – невесть почему – странно и болезненно ревнив. Как будто Радклифф, обязанный ему жизнью, мог от него деться куда-нибудь!.. Впрочем, он поймет, даже если б я и делся, думал Радклифф, и от того, что он поймет и примет это, ему еще хуже. Он просто не понимает, что у меня в голове. Не может понять. Я всегда казался ему слишком сложным для понимания. А теперь… когда мы, чародеи, герои, а он как был, так и остался нейтральным ведьмаком… когда нас тут на руках носят и задницы нам лижут… он, наверное, так и ждет, что я уйду от него к Вильгефорцу, зеленый дурак.

 

- Ламберт, ты не будешь очень против, если мы отправимся домой попозже?

- Я очень против, а что случилось?..

- Да... у меня тут еще одно дело вечером… Я не могу уйти, пока не решу этот вопрос.

Ламберт сидел, забросив ноги в сапогах на малахитовый столик. Он был красный, разгоряченный. С бутылкой «Эст-Эста» в руке.

- Та сучка, с которой ты трахался в ночь перед боем, - сказал он, - Понимаю.

- Ни фига ты не понимаешь.

- Нет, Клифф. Я понимаю. Ты, которого в жизни ничего не интересовало больше собственной особы и временами моей, попросил меня унести с поля боя ее, а не тебя. Чего непонятного, Клифф. Ну, счастья вам.

Лицо Радклиффа окаменело, стало мраморным, и по бледному лбу скатилась бусинка пота. Если б Ламберт глядел на него сейчас, то увидел бы, что он взбешен как никогда. Но Ламберт не глядел, он присосался к бутылке, отнял ее от покрасневших губ, слизнул с них капли.

- Встань, - вдруг сказал Радклифф.

- Что?.. – полуобернулся Ламберт, и его золотистые глаза удивленно расширились.

- Вставай, - глаза Радклиффа непреклонно потемнели, и перечить ему сейчас – ведьмак НИКОГДА не забывал, с кем имеет дело – было равносильно самоубийству.

Ламберт сбросил ноги со столика, поставил на него бутылку и встал – все почти одновременно, быстро, грациозно.

- Ну?..

Радклифф треснул его по щеке и насладился раздавшимся звоном.

- Ты ненормальный, - брезгливо сказал он, - сексуально озабоченный щенок. Больше ничего. Тебя – никто – не воспитывал, если ты не понимаешь и даже предположить не можешь, ПОЧЕМУ я попросил тебя унести ее первой. У тебя одно на уме. Потому, что я с ней трахался. Да? А объяснение попроще никак не помещается в твоей пустой башке? А оно простое, Ламберт. И всем приличным мужикам оно известно, всем, кроме тебя. Потому что она женщина. У тебя есть вопросы?..

Голос его сильно дрожал. У Ламберта потемнело лицо, он снова сел и потянулся к бутылке.

- Клифф, успокойся. Сам ведешь себя, как баба.

- А я баба и есть, если ты не знал. В душе. И потому я так хорошо их понимаю. А Филиппа Эйльхарт на моем месте просто отвесила б тебе большой волшебный пендель, а если б ты возмутился, вызвала б тебя на дуэль и грохнула без угрызений совести.

- Она, - вяло буркнул Ламберт, - меня? Ну да.

- Ну да. А мы с тобой отметим в календаре тот день, когда у тебя появится что-то похожее на чувство собственного достоинства, как праздничный. Могу посоветовать – для того, чтоб оно появилось, нежелательно и даже обязательно не унижать других.

Только Клифф, с восхищением подумал Ламберт, способен так вести себя со мной, будучи обязанным мне жизнью. Как подло об этом вспоминать… но ведь вспомнилось же.

Ламберт не мог оторвать глаз от его лица. Радклиффа редко можно видеть таким злым, как сейчас… и у него такое лицо, которое злость нисколько, ну нисколько не портит. Наоборот. Он поразительно красив, именно сейчас, подумал Ламберт, когда карие глаза горят, скулы порозовели, тонкие ноздри трепещут…

- У тебя рана не болит? – вдруг спросил Ламберт.

- Нет, а что? – удивленно отозвался Радклифф.

- Это хорошо.

Ламберт снова поднялся, теперь по собственной воле. Криво ухмыльнувшись, он протянул руку, прихватил Радклиффа за шарф и легонько потянул на себя.

- Ты что…

- А ты как думаешь?..

- Ламберт, не здесь!

- Почему?

Да, действительно, а почему? – подумал Радклифф. Марти Содергрен ушла. Никого тут нет, кроме них двоих, а дверь запереть не проблема… Ламберт меж тем потянул его к себе сильнее, почти грубо, он знал, что именно такое обращение гарантирует ему получение желаемого. Радклифф просто не мог сопротивляться столь откровенному желанию, так было всегда, просто Ламберт не должен был переходить определенной грани, после которой у желания появлялся агрессивный оттенок насилия – вот этого Клифф уже ему не позволил бы. А обычное грубоватое желание, с грубыми же словечками – это пожалуйста. Ламберт знал, что интеллигентного чародея почему-то именно это заводит так, что от него можно костры разжигать…     

К тому же, Ламберт тоже сейчас был не в самом добродушном настроении. Он не любил получать оплеухи и выслушивать нотации. Опять же, он действительно жутко ревновал – и злился на себя за это.

Ламберт рывком намотал шарф Клиффа на кулак, вплотную притянув к своему лицу слегка растерянную физиономию любовника.

- Дверь запри, - приказал он, глядя в расширившиеся карие глаза.

Радклифф послушно пробормотал заклинание. Ламберт все ухмылялся.

- Ты же не будешь грубым? – спросил Радклифф.

- Ты что, боишься?..

- Тебя, что ли, щенка? – буркнул чародей.

- Боишься, - шепнул Ламберт, - ты просто боишься того, что опять растеряешь свои слишком умные мозги - и будешь орать на весь дворец его величества Визимира Реданского…
 

Клифф до отвращения изящно приподнял правую бровь:

- Ты уверен, что у тебя получится?...

- О да. Кончай болтать и снимай штаны.

- А поцеловать?..

Ламберт дернул за шарф, вынудив Клиффа слегка пригнуть голову, оттянул его кружевной ворот там, где обозначился под белой кожей верхний позвонок, и прижался губами к его шее, он знал, что делал – от этого чародей просто шалел. Ламберт чувствовал, как он замер и задрожал – всего лишь от нескольких поцелуев…

- Штаны снимай, - напомнил ведьмак, стало ясно, что теперь Клифф будет слушаться. Ну, я тебе устрою сейчас, думал Ламберт, ты у меня про всех баб забудешь…

Радклифф расстегнул ремень и тихо напомнил:

- Смазка.

- Перебьешься.

- Нет. Больно же будет…

- Кому, тебе? Не смеши, у тебя там ядро со свистом пролетит, - процедил Ламберт, нисколько не беспокоясь о том, что говорит неправду. Радклифф побледнел от обиды, но ведьмак вовремя понял, что перегнул палку, и смущенно усмехнулся:

- Прости, я неправ. Сейчас найду что-нибудь… но только где? Пойти у баб спросить масло какое-нибудь?..

- Ага, - улыбнулся Радклифф саркастически, - подсолнечное, например. Всю жизнь мечтал о подсолнечном масле в заднице… Ладно, не трудись, дебилушка… - Клифф замолчал и сосредоточился, и рядом с бутылкой на столе невесть откуда возник небольшой флакон черного стекла.

- Ну ты мастер, - сказал Ламберт, выливая на руку ароматическое масло. Левой рукой он снова дернул – и весьма грубо -  Клиффа за шарф, вынуждая нагнуться и опереться руками на столик, после чего рванул вниз его расстегнутые штаны.

Радклифф резко вдохнул, когда ведьмак сунул в него два пальца, скользкие от масла. Ламберт заметил, как обе руки чародея вцепились в края круглой столешницы. Ламберт вытащил из него – и засунул уже три, очень глубоко и очень грубо, Радклифф охнул, вздрогнул…

- Не делай так! – попросил он.

- Тебе же нравится.

- Нет.

- Не ври, - Ламберт задвигал рукой, он знал, что если его партнер и испытывает дискомфорт – то временный. Клифф отчаянно дергался, пытаясь как-то вывернуться, но Ламберт крепко держал его за шиворот, едва не вдавливая носом в стол. Собственно, Клиффу это понравилось бы, если б ведьмак действовал понежнее, ощущения были малоприятными именно из-за резкости движений, они приносили определенное удовольствие, но вместе с тем были болезненными. Клифф терпел достаточно долго, надеясь, что удовольствие будет усиливаться, но что-то не мог этого дождаться… и в конце концов, задыхаясь, жалобно произнес:

- Хватит, Ламберт, мне больно…

Но в ведьмака словно бес вселился:

- Молчи, а то все пять засуну!..

- НЕ СМЕЙ СО МНОЙ ТАК ОБРАЩАТЬСЯ!!! – взревел Клифф, Ламберт даже замер с испугу, позабыв вытащить из него пальцы – и вытянул их насколько мог осторожно, и сунул опять, медленно-медленно… очень-очень глубоко…

Радклифф всхлипнул, и Ламберт услышал:

- Еще…

- Ага, все-таки «еще»!

- Потише, Ламберт, родной, просто полегче, - пробормотал чародей, и парень послушался. Странно, думал он, слушая тихие стоны партнера, раньше ему нравилось именно так – чем грубее, тем лучше… Что с ним случилось?

- А теперь я тебя трахну, - прошептал Ламберт, когда счел, что довел Клиффа до нужной кондиции, - Хочешь, да ведь?

- Ага, - беспомощно отозвался чародей, - Очень.

Входить в него, после такого-то, оказалось легко, и Ламберту показалось, что он сполна компенсировал Клиффу доставленные в начале неудобства… он прекрасно знал, как ведет себя Клифф в том случае, когда ему действительно очень нравится секс, и сейчас все признаки этого были, хм, налицо… Ламберт опасался, что Клиффа нельзя теперь трахать жестко, начнет опять хныкать, что больно… но это оказалось не так, а может, чертов чародей расслабился наконец – Ламберт вгонял ему так же сильно и глубоко, как раньше, и тот вполне себе подвывал от удовольствия… В общем, черт его разберет, эту тонкую натуру… В процессе Ламберт, как раньше, коротко и грубо переговаривался с Клиффом, и ответы, рвущиеся от судорожных вдохов, вполне устраивали ведьмака…

- Чей ты? – задыхаясь, спрашивал ведьмак, сильно дергая партнера на себя за бедра, - А, Клифф?..

- Ммммм…

- Отвечай!

- Твой!

- Мой?..

- Да! Да! Еще, Ламберт… еще…

- Не больно?

- Неет!

- Хорошо. Будешь еще от меня бегать?.. будешь, говори?

- Нет! Нет же!

- Ага. Нравится, как я тебя трахаю?

- Да!

- Точно?

- Да!!! – орал Клифф, он сейчас все что угодно бы отдал, чтоб его не мучили, задавая эти вопросы. Но Ламберт был гаденыш, что уж тут говорить. Он прерывался в самые интересные моменты, вытаскивал из любовника и рычал:

- Дальше хочешь?

- Да!

- Сильно?

- Да!

- Попроси.

- Ламберт… - хныкал Клифф, умирая от унижения и желания, - ну что ты делаешь-то, сволочь…

- Ах, я сволочь? Проси прощения. А то ничего не получишь.

- Прости!!  

Ламберт злился на себя за проявляемый сволочизм, но удержаться не мог, его это заводило – то, как высокомерный красавчик, чуть не плача от перевозбуждения, отвечает на все его вопросы…   

Когда все кончилось, оба – по традиции – были еле живы. Ламберт подтянул штаны и сел прямо на столик, за который все еще судорожно держался, низко склонив голову, Клифф. Ведьмак покосился на него – и погладил его по волосам. Чародей с усилием приподнял голову, собрал глаза в кучку и тихо сказал:

- Ламберт, ты поразительная, просто поразительная сволочь. Ты об этом знаешь?..

- Знаю. И что? Разве это не составляет часть моего обаяния в твоих глазах?.. – огрызнулся ведьмак, - Ну так, ты идешь, куда собирался?..

Этот такой мальчишеский, такой ревнивый вопрос объяснил Радклиффу абсолютно всё:  и жестокость Ламберта в начале, и его убийственные вопросики… Нет, им и впрямь было пора в Оксенфурт. У ведьмака действительно начинался бред ревности.

 

Трисс полулежала, обложенная подушками. Ее голова казалась странно-маленькой в нежном темном пушке, но лицо словно б выигрывало от отсутствия каштановой рамки волос,  став резче – и демонстрируя окружающим, что оно и без обрамления было красиво. На ней была мужская рубаха, завязки тесно стягивали ворот под самым подбородком.

- Радклифф. Спасибо, что пришел.

- Зови меня Клифф, Трисс, - сказал он, вовремя заметив кувшин вина, и бокалы, и виноград, и ее руку, теребящую покрывало. Малышка, малявка, Боги великие, дурочка, она же теперь думает, что никто ее не полюбит такую. Какую? А такую, которой нельзя носить декольте. Идиотка. Да завтра мужики будут рысить за ней в ее Мариборе – героиня Соддена!.. В этом что мужчины, что бабы – любят поблестеть чужим блеском… Да только не в этом с нею дело, подумал он, нет, ей они все будут не нужны…

Куда девались ее смелость и милое нахальство, что помогли ей утащить меня в лесок… остались там, на Содденском холме? Но я в этом случае ничем не могу помочь… девочка из Марибора умерла, и с этим ничего не поделаешь.

 

Как странно, что Трисс – до Соддена – все равно оставалась «девчушкой из Марибора» для всех, кто имел с ней дело… Трисс даже смеялась по этому поводу с Йеннифэр – «радуйся, что так молодо выглядишь, - говорила та, - а точней, что так хорошо сохранилась... Прямо девочка - выпускница Аретузы!»

«Йеннифэр! Моя девственность сама знаешь где!»

«Так в том и дело…» - смеялась Йеннифэр.

В ночь перед Содденом Трисс впервые поняла, что быть молодой – не преимущество. Она чуть с ума не сошла в том шатре, где Терранова толкал ободряющие речи, Феркарт лапал ее, Коралл, белая как снег, сидела в углу, неслышно бормоча какие-то молитвы. И тут на пороге возник, словно райское видение, Истредд – и увел ее к тем, кто боялся не так открыто и страшно. Только Йеннифэр ждала ее перед шатром – и сказала: «Трисс, подумай, может, вернешься. Мы – первый ряд, Трисс…» Трисс сказала – нет.

Я жалею? – думала она, - Нет. Все равно, когда пошел бой, ряды смешались, и был ведь еще третий шатер – самых старших… И нас, и их погибло больше всего. Средний шатер, первый ряд – вот где выжило большинство, переплюнув и стариков, и сопляков… несмотря на первый ряд. И я была в нем, и я – выжила. Только зачем – вопрос… Если даже Хен сказал, что шрамы на груди нельзя убрать – они побелеют, но не исчезнут… никогда. И не только на груди, есть еще на животе, и они синие, будто я рожала и носила брюхо больше меня размером… У какого мужчины будет стоять, когда я сниму платье, а?..

Уж точно не у Кевина, это был ее последний любовник, молодой чародей. Его не было при Соддене, а потому, как подумала сейчас в своей боли Трисс – его не было нигде. Он был такой милый, такой остроумный. Из молодых, как и она, и «способный», как и она… и такой любитель сплетен про тех, кто старше и круче. Именно от него она узнала, что Йеннифэр никак не разберется, кто из двух ее хахалей ей дороже ( и нельзя сказать, что это оттолкнуло ее от Йеннифэр, скорей уж наоборот), что Вильгефорц меняет баб, как перчатки, что Филиппа Эйльхарт лесбиянка, а Радклифф – гомосексуалист…

В шатре на холме Трисс поняла, что если и есть возможность плевать на все эти бредни – так только здесь. И Радклифф поддержал ее, сам того не зная…

А теперь Трисс не знала, что делать, потому что в те ночи, когда ей не снился Содден, ей снился Радклифф – с его ласковыми карими глазищами, с его неопределенной улыбкой, совершенно не мужской – все знакомые Трисс улыбались и ржали, демонстрируя зубы разной степени белизны, Радклифф же улыбался, не разжимая губ. Притом зубы у него были в идеальном состоянии – Трисс подсмотрела это, когда он действительно громко расхохотался над очередным анекдотом Вильгефорца…

Радклифф.  И эта, словно бы пьяная, ее удаль в ту ночь, и тот стыдный жаркий секс, быстрый и яростный… Радклифф…

А что, если он придет?...

А когда он пришел, она только и смогла поблагодарить его за это… а что говорить дальше, не знала.

- Клифф.

- Трисс, - он быстро налил вина ей и себе, и они выпили так, словно куда-то торопились, и она уставилась наконец в его темно-карие, смущенные глаза.

- Уезжаешь, я слышала?

- Да.

- Ты ведь… из Оксенфурта вроде бы?

- Да.

- А я из Марибора, это не так далеко.

- Да, я знаю.

- Смотри, - она через силу улыбнулась, - не забывай друзей.

- Трисс, - Радклифф был совершенно искренен, - Я никогда тебя не забуду. 

 

Эпилог

Новая жизнь, можно сказать, стучала в двери и в окна: «МЫ! ПОБЕДИЛИ!! НИЛЬФГААРД!!!» Радость грязным потоком лилась по улицам всех северных городов и городков; торговля заметно оживилась; города и городки праздновали победу изо всех сил; все они были оккупированы толпами калек и притворяющихся таковыми нищих в обрывках мундиров, а то и без них: «Добрый милсдарь, помогите ветерану Соддена…»  В Оксенфурте наблюдалось то же, что и везде.

Ветераны Соддена, думал Ламберт с грустной усмешкой, это теперь профессия такая. И я знаю одного парня, который не рад, что ее приобрел.

Вообще говоря, ведьмаку давно пора было уехать, он давно уже не торчал нигде так долго, как в Оксенфурте, но уехать он не мог – потому что некому будет обнимать Клиффа, который по ночам орал благим матом, просыпаясь от кошмаров о Соддене. Вот уж действительно, герой хренов, думал Ламберт.

Днями, когда Клифф был в университете, Ламберт гулял по городу.

И были еще вечера, которые были так хороши, что Ламберт в эти моменты начисто забывал о своем желании уехать из Оксенфурта. Он ведь никогда еще в жизни не жил с кем-то – так, приезжал на пару дней – и не мог оценить простенькую радость: как приятно, когда у тебя есть дом - нормальный (а не продутый сквозняками полуразваленный Каэр Морхэн), где тебя кто-то ждет (вот Клифф, например). Переодевшись в свободные домашние рубахи и старые брюки, они часами валялись рядом на широкой кровати, когда болтали, когда нет, обычно с кувшином вина, а порой и с какими-нибудь деликатесами, которыми не стесненный в средствах чародей откармливал тощего голодного ведьмака… и Ламберту жутко нравилось, когда голова Клиффа лежала у него на плече… Теперь Ламберт не беспокоился, не ревновал, не задавал Клиффу оскорбительных для нормального человека вопросов – он знал, что Клифф – его. Тот же просто светился от счастья – он и не мечтал, что Ламберт соизволит провести с ним столько времени.

Их близость, после Соддена, стала какой-то удивительно нежной, бережной. Как легко отнимается жизнь. Как странно, что кому-то ты можешь быть настолько небезразличен, что этот кто-то добровольно спускается за тобой в ад. Клифф готов был каждый день возносить благодарные молитвы богам, в которых не верил – за Ламберта. А тот, в свою очередь, не скрывал, как дорог ему его нежный, деликатный, внимательный друг, который и после Соддена остался таким же.

- Клифф, - сказал однажды ведьмак, - а я тобой горжусь. Я просто и не подозревал, что ты настолько смелый парень…

- Ну спасибо, - усмехнулся Радклифф, - стало быть, ты считал меня трусом. Как Вильгефорц.

- К черту твоего Вильгефорца… нет, просто, понимаешь, трудно ожидать храбрости от тех, кто никогда в жизни не бывал в такой заварухе… Разве ты не боялся?

- Ужасно, - улыбнулся Радклифф без малейшего смущения, - Но какое это имело значение?.. Ну а ты… никогда в жизни не пойму, какого черта ты в это полез.

- Я говорил. Ты не поверил, по всей видимости. Из-за тебя… Это, стало быть, ты, книжный мой червяк, будешь там помирать, а я, мудак с двумя мечами, должен на это смотреть?..

- Мудак с двумя мечами, - ласково сказал Радклифф, - я люблю тебя.

- Я тебя тоже люблю, книжный червяк, - тихо ответил Ламберт.

 

Ламберт уехал из Оксенфурта только через месяц. Он должен был делать свое дело, да и соскучился по большаку и опасностям… На прощание он крепко обнял Клиффа и тихо спросил (он никогда не спрашивал этого раньше):

- Что ты будешь делать сразу после того, как я уеду?

- Плакать, - несколько мрачно отозвался Клифф, - честное слово, буду. Или напьюсь. Или и то и другое.

- Новости, - улыбнулся Ламберт.

- Новости, значит.

- Я приеду.

- Я знаю. Через год.

- Клифф, не веди себя как баба.

- А я баба и есть…

- Ага, в душе. И слава богам, что только в душе, - и Ламберт, не позаботившись оглянуться, нет ли в переулке народу, на прощание вдруг звонко шлепнул чародея по заднице.

Главная. Конкурсные работы. Гостевая Мелфа. Написать Мелфу.