Кислые яблоки от Мелфа

На страницу "Слэш по Толкиену"
Гостевая
На главную страницу

Тюремный романс


Рейтинг: NC-17
Предупреждения ООС, элементы насилия, ненормативная лексика.


   Часть I.  Манве

 

Я отправлял на смерть людей вроде бы с бессмертной душой, которые выглядели куда как более тупыми в сравнении с этой мышью.                                                                                            «Зеленая миля»

Как голубь из редеющего мрака…

(Китс)

 

Намо начинал уставать от своего узника.

Днем и ночью из узкого каменного колодца раздавался леденящий душу гром цепей и хриплые вопли.

Содержание воплей оставляло желать лучшего: то это были проклятия, да с такими словесными наворотами, что Владыка Мертвых непривычно краснел, то песенки похабного содержания, то такого же содержания стишки – очевидно, собственного Мелькорова сочинения. Стоило ему услышать звук шагов Намо, он тут же начинал свое выступление – всякий раз с того самого места, гда прервал его в прошлый. Вот и теперь из каменной ямы неслось:

- Над землею вьются тучи –

ЗНАЧИТ, МАНВЕ ВАРДУ ДРЮЧИТ!

Глупый смех, как гром, грохочет –

ЗНАЧИТ, ТУЛКАС ТОЖЕ ХОЧЕТ!!

И тэ дэ и тэ пэ. Трудно было сказать, кого из Валар Мелькор еще не упомянул в таком контексте, хотя любимыми его персонажами были именно эти трое.

- ОЧЕНЬ СКРОМНЫЙ ПАРЕНЬ НАМО

Ходит тихо, смотрит прямо…

Та-ак, подумал Намо, та-ак…

- Ну ты, - крикнул он, свесившись в каменную яму, - Продолжай!

- А НОЧАМИ ТИХО ДРОЧИТ –

Знать, никто его не хочет… - нагло раздалось из ямы, - Давай, спускайся, моя лапочка, получишь то, о чем мечтаешь!..

- Сомневаюсь, - ответил Намо, - А вот кто-то другой, кажется, сегодня получит плетью по заднице… за неумеренную страсть к плохой поэзии!

- Сомневаюсь, - откликнулся Мелькор в его тоне, - Мне пожрать сегодня дадут или нет?!

- Извинишься – дадут.

- А вот хрен тебе в рот!

- Как знаешь. И можешь прекратить рвать глотку – я ухожу. Ты меня утомил.

- Пока, мой сладенький!

 

Совершенно безнадежный экземпляр, думал Намо. Совершенно.

Он шел по длинному коридору, направляясь к своим покоям, когда перед ним замаячил вдруг один из его безымянных майар – в Мандосе их было несколько, и все похожи и на лицо, и по характеру – тихие, исполнительные, с глубокими скорбными глазами, в одинаковых темно-синих, почти черных одеждах.

- Тебя ожидает Король Арды, мой повелитель, - прошелестел майа и отступил к стене, освобождая дорогу. Намо поблагодарил его коротким кивком.

 

Манве был бледен и мрачен, его мордашка словно бы осунулась. Намо с сочувствием поглядел на него:

- Что с тобой?

- Ничего, - быстро ответил Манве, - Как он?

- Ты о Мелькоре?

- Да, да.

- Ведет себя хуже некуда, - усмехнулся Намо, - И…если такое называется искренним раскаянием, то зови меня  сарделькой!

- Почему именно сарделькой?.. И что он там делает?

- Материт всех нас – и особенно тебя - на все корки, сочиняет похабные песенки, мастурбирует, пристает к тем, кто приносит ему еду, а вчера расковырял какую-то свою рану и кровью – видел придурка? – написал на стене: «НАМО – КОЗЕЛ»…

- Ооо, - сказал Манве, сдвинув тонкие брови, - И что же?

- Пришлось послать к нему пару майар покрепче, которые всыпали ему горячих и заставили вымыть стену… А сегодня он тоже отличился – почему и остался без ужина.

От Намо не укрылось, как сжались у Манве губы и дрогнули ресницы.

- Ты его жалеешь, - без осуждения сказал он.

- Да, - согласился Манве, опустив голову.

- Ты поразительно мягкосердечное создание…для Короля Арды.

- Может быть… А могу я его увидеть?

- Тебе не нужно спрашивать моего разрешения, Король, - удивленно откликнулся Намо, - Идем… Но учти, что это расстроит тебя еще больше…

 

-  О-о, кого я вижу!! - глумливо заорал Мелькор, - Братик, ты по мне соскучился? Я – так ужасно…Ночами мне ужасно не хватает тебя, а точнее – твоей задницы! Может, спустишься, займемся кое-чем?!

У Намо перехватило дыхание.

- Мелько, прекрати, пожалуйста, - Манве побелел от обиды, на глазах у него выступили слезы, но он сдерживался, - Это все неправда!..Зачем ты говоришь мне гадости?

- Уж тут-то что хочу, то и буду говорить! Спустись и заткни мне пасть, маленький подонок!

- Мелько!..

- Что-с?..А ты скверно выглядишь, Манвик, да, очень скверно…НЕДОЁБ сказывается? Иди сюда, исправим это дело…

Намо глянул на Манве – тот, казалось, был близок к обмороку.

- Позволь мне разобраться в этом вопросе, Король, - спокойно сказал он, снимая с пояса связку ключей от решеток. Манве вяло, непонимающе кивнул, привалившись спиной к черной колонне.

Намо спускался вниз по щербатой лестнице, сопровождаемый хриплым хохотом Крылатого. Отпер последнюю решетку. Вошел.

Мелькор, валяющийся на мокрой соломе, даже не шевельнулся, продолжая ухмыляться:

- Намо, я так рад, что соблазнил хоть тебя…Иди ко мне скорей…А братик мой пусть смотрит и завидует…

- Слушай, ты, ублюдок, - очень тихо сказал Намо, глядя в нахальные серые глаза, - или ты сейчас извинишься перед ним…

- Или что?..

- Или узнаешь, что, но тогда тебе уж никто не позавидует…

- Испугал, - процедил Мелькор, откидывая с глаз засаленные светлые лохмы, - Да чтоб я перед своей подстилкой изви…

Он не успел договорить – Намо коротко и сильно врезал ему сапогом поддых. Вцепившись в отросшую светлую гриву, заставил сложившегося пополам Мелькора поднять лицо – и от души добавил кулаком в глаз.

Мелькор мешком рухнул на грязный пол, кашляя и хрипя. Кровь из рассеченной брови заливала глазницу.

- Еще? – поинтересовался Намо.

- Отъебись, тварь…

- Намо! – послышался сверху испуганный, дрожащий голос Манве, - Не надо! Пожалуйста!

- Благодари его за то, что я тебе мозги из ушей не выдавил, говно, - тихо и брезгливо бросил Намо скорчившемуся на полу Мелькору, - И больше не испытывай моего терпения… Только открой еще раз пасть, когда тебя не спрашивали!..

- Мелько, ты в порядке? – голос у Манве был встревоженный.

Но Крылатый уже более-менее очухался и, состроив жалобную мину, что с окровавленною рожей было несложно, ответствовал:

- Видишь, братик, как со мной обращаются? Не кормят…бьют…

Намо меж тем поднялся и запирал последнюю решетку.

- Зачем ты так, Намо? – тихо спросил Манве.

- Он оскорбил тебя, разве нет? – невозмутимо ответил Владыка Мертвых, - Мне было не слишком приятно это слушать… Пойдем отсюда, иначе он вообразит, что мы намерены потратить на свидание с его драгоценной персоной весь день, и опять начнет выпендриваться…

- Пока, Мелько, - бросил Манве в каменную яму.

- Надумаешь потрахаться – приходи, - донесся оттуда насмешливый ответ.

- Я же говорил, - пожал плечами Намо.

 

- У меня к тебе серьезный разговор, Намо, - Манве все еще был бледен, и его легонько трясло от услышанного и увиденного.

- Слушаю тебя…Да ты садись, а то уж больно у тебя нездоровый вид…

Манве послушно уселся в кресло. Намо пинком придвинул другое и тоже сел. Поглядел на пальцы Короля, намертво сцепленные в «замок», на прилипшую ко лбу черную прядку, на остановившиеся глаза… Такие же, как во время суда над Мелькором… Намо было жаль Манве – и тогда, и теперь. Ни тогда, ни теперь Король не считал нужным скрывать свои чувства, и это не могло оставить Намо равнодушным, бередило душу. Если б Король был чем-то вроде Тулкаса, тогда б еще туда-сюда, но Манве был таким маленьким, хрупким, с виду совершенно беззащитным созданьем, что несчастный его вид вызывал у Намо щемящее чувство жалости, и Владыка Мертвых интуитивно ощущал, что лучше временно забыть об официальности.

- Манве. Успокойся, - ласково произнес он, протянул руку, чтоб погладить Манве по волосам – и вовремя заметил на костяшках пальцев пятнышки крови Мелькора. Неловко стер кровь другой рукой. Манве словно бы не заметил этого.   

- Да нет, я в порядке, Намо…Послушай меня…

- Я слушаю, слушаю.

- Не надо с ним так обращаться. Это не даст результата…Жестокостью не победить жестокость… Он только озлобится еще больше, он ведь такой гордый, упрямый… Ты ломаешь его… Почему бы тебе не поискать другой ключ к его душе?

- Ты имеешь в виду сострадание, да, Манве?

- Да.

- Обращаться с ним мягче? Снять с него цепи? Кормить его обедами из трех блюд? И молча, со снисходительной улыбочкой сносить его выходки? Так, что ли?.. И ты, милый мой, считаешь, что от этого он станет лучше? Ты действительно так считаешь?..

- Я верю в это, - прошептал Манве, - Почему-то.

Он поднял голову и с какой-то непонятной надеждой посмотрел в бездонные глаза Владыки Мертвых… и надежда эта была такой отчаянной, что у Намо разгладилась суровая складка меж бровей, но тон остался прежним:

- А я – нет. И могу обьяснить тебе, почему. Теперь ты послушай меня, Манве. Внимательно послушай.

И Намо начал свой рассказ – голос его звучал глуховато и спокойно, очень спокойно, хотя в черных глазах то и дело вспыхивали искры. Он рассказывал Манве о том, как Мелькора привезли в Мандос – израненного и избитого. Как он сам – Намо – повелел перевязать ему раны, прежде чем заточить в каменный колодец… И как отблагодарил его за это пришедший в себя Крылатый – плевком в лицо да шипением: «Убирайся, некрофил, я еще живой!» Как майа, посланный отнести ему еду, запропал едва не на час и вернулся в слезах, с вывихнутой рукой и в изодранной одежде, а на расспросы не отвечал ни слова, покраснев и захлебываясь рыданиями…

Как сам Намо, спустившийся к узнику, чтоб выяснить, ЧТО произошло, получил цепью по лицу, едва успев зажмуриться…После этого цепь пришлось укоротить так, чтоб Мелькор не смог воспользоваться ею как оружием.

- С самого первого дня он ведет себя, как бешеный пес, которому все равно, кого кусать, - подвел итог Намо, - Он ненавидит весь мир – вот и все, что он чувствует… И понимает только один язык – тот же, на каком говорит сам. Язык жестокости. Язык боли. И вот это создание ты предлагаешь мне простить и полюбить?.. Может быть, я слишком жесток и черств, может быть, я недостойный Вала, но на это я неспособен, Эру мне свидетель!

- Он ведет себя так, потому что ему плохо…он чувствует себя униженным…

- Послушай, Манве! Или ты оставляешь ЗА МНОЙ право решать, как вести себя с этой тварью, или забирай его ко всем балрогам в свой Валинор и делай там с ним, что хочешь! Только помни – сколько бы ты не вытирал ему сопли, в благодарность получишь кучу дерьма на гнутой лопате! – вспылил Намо. И тут же пожалел об этом.

Несчастный подросток моментально исчез – теперь в кресле сидел Король Арды, и ледяные его глаза смотрели на Намо так, что Владыка Мертвых почувствовал себя провинившимся ребенком.

- Не смей со мной так разговаривать, Намо, - процедил Манве, - И оставь, пожалуйста, ЗА МНОЙ право решать, следует ли тебе впредь избивать ногами беспомощное существо, закованное в цепи!

- «Беспомощное»! Ты что, не слушал меня?

- Я слышал тебя. Но и видел то, что случилось сегодня. Он даже не пытался ответить тебе ударом на удар!

- Он ломал из себя несчастную жертву! И это было представление специально для тебя, неясно, что ли?!

- Он и есть несчастная жертва, Намо, - тихо сказал Манве.

- Своей дурости?

- И своей дурости тоже… В общем, не стоит об этом. Не хочу спорить с тобой…

- Мой Король, - Намо слегка побледнел, но голос его тем не менее звучал весьма решительно, -  я не большой любитель избивать кого-то ногами или чем еще, но если этот кто-то будет продолжать набрасываться на меня либо на моих майар, я БУДУ его наказывать за это, нравится тебе это или нет.  Я не намерен поощрять подобное поведение и не желаю проводить свои дни, упиваясь собственным милосердием настолько, чтоб не замечать отсутствия у себя глаз или яиц… Попытки оставить меня и без того, и без другого уже имели место и в конце концов увенчались бы успехом, если б я не усвоил простую истину: тот, кто входит в клетку бешеного зверя без палки, рискует быть растерзанным…

- Я готов доказать тебе, что это не так, Намо, - пробормотал Манве, - Но не сегодня… Сегодня я…плохо себя чувствую. И изрядно запутался в своих мыслях… Сейчас я уйду… а когда вернусь…ладно. Позже… Не провожай меня, не надо. Да, вот еще что – если ты не можешь быть с ним добрым всё время, будь хотя бы раз в неделю… Я прошу тебя, Намо!

 

Тебя трудно понять, Манве, думал Намо. Ты так дорожишь своим достоинством…и в то же время готов сносить жестокие оскорбления от этого злобного щенка. Как женщина, по уши влюбленная в подлеца, прощает ему оплеухи и измены…

 

- Эй, Намо?

- Чего тебе?

- Подбери рифму к слову «хуй».

- Ты достал меня, Мелькор. Ты однообразен.

- А чем мне еще заниматься – тут никого нет, кроме меня и моего хуя…

- Не мучайся с рифмой, подбери синоним, и всё.

- Синоним? Да ну, это слабо. Мне хочется именно про хуй сочинить… Он у меня вполне достоин того, чтоб воспеть его в длинной красивой балладе…Смотри, какой красавец, да?

- Мелькор, я не собираюсь говорить комплименты твоему члену. Не затем пришел.

- А зачем?

- Манве просил узнать – не нужно ли тебе чего-нибудь?.. Мы с ним посоветовались, и я решил, что раз в неделю можно позволить тебе что-нибудь… этакое.

Мелькор пружинисто подскочил, сразу забыв о своих поэтических мучениях:

- Конечно, нужно!! Так! Записывай! Бочку сидра. Лучше две. Жареного порося. Самого Манвика – желательно без этой голубой шелковой дряни и с куском мыла. И насрать тебе в сапоги. Получив все это – в особенности возможность насрать в сапоги -  я обрету великое счастье и сразу раскаюсь во всех своих пакостях…

- Так, по пунктам. Насчет сапог – насри в свои, дешевле обойдется. Манвика тоже предоставить не могу – он занят, понимаешь ли. Король Арды, как-никак. Порося целого – лопнешь. А две бочки сидра…после этого ты, опасаюсь, мои чертоги разнесешь к такой-то матери….

- Ну вот, - Мелькор скорчил обиженную мину, - Так я и думал, что ты меня подразнить пришел…

- Почему же подразнить?..

Через некоторое время узник, к своему глубочайшему удивлению, получил-таки кусок жареной свинины и здоровенную кружку сидра. Намо самолично принес ему все это.

- Не отравлено? – хмыкнул Мелькор. Ноздри у него затрепетали: мясо распространяло дивный аромат, из кружки замечательно разило грушей.

Намо даже не удостоил этот пассаж ответом. Поставив поднос на пол, он отпирал решетку. Из-за пояса у него торчала рукоятка плети с залитым свинцом кончиком – очень знакомая кое-кому штука.

- На, держи… Поднос, тарелку, кружку вернешь. И без глупостей.

Намо присел на ступеньку лестницы, явно намереваясь дождаться возвращения названных предметов.

Глаза у Мелькора вспыхнули, и он принялся жрать так, что за ушами затрещало. Свиные хрящики так и хрустели на зубах, подбородок заблестел от жира.

- Не торопись, - посоветовал Намо, - Подавишься ведь. Или запивай, что ли…

Мелькор воспользовался советом – хлебнул из кружки.

Скоро тарелка была чиста, словно ее вылизали, а кружка опустела. В серых глазах затлели сытые огоньки.

- А спасибо где? – поинтересовался Намо.

- Ну, спасибо, - сытый и слегка окосевший Мелькор казался благодушным…или просто не хотел портить себе удовольствие очередной стычкой с тюремщиком.

- Кружку и тарелку – на поднос, поднос на пол. А сам – на место.

Мелькор поставил поднос куда было сказано и буркнул:

- «На место»? Я не собака, кажется?

- Не собака. Хуже. Убирайся, я сказал.

- Боишься ты меня… - хмыкнул Мелькор, не двигаясь с места. Все-таки он закосел, подумал Намо, и ни о каком благодушии даже речи нет. Видимость. Одна видимость…

- Да подойди, не бойся! Не сожру я тебя! Ты ж не свинина, тобой травиться только… - ухмылялся Крылатый.

Намо пожал плечами и вытянул из-за пояса плеть:

- Отойдешь, нет?

Не сводя сузившихся глаз с плети, Мелькор отступил на пару шагов назад и буркнул:

- Не надо, убери… Не хочу я с тобой связываться…

- Когда ты, Мелькор, научишься просто понимать, что тебе говорят? Без этой штуки? – спросил Намо, поднимая с пола поднос, - Неужели тебе нравится то, что с тобой обращаются как с бестолковой злобной зверюгой, а?

- Это тебе нравится так со мной обращаться, - заявил Мелькор, усаживаясь на кучу соломы в углу, - Тебе, понимаешь?

- Ты же сам вынуждаешь…

- Ни хрена подобного. Сегодня ты первый меня опустил ниже плинтуса, скажешь, нет? Не знаю пока, нравится ли мне быть жертвой – а вот тебе определенно нравится иногда чувствовать себя палачом…

- Чушь, Мелькор.

- Ха-ха, чушь? У твоей плетки кончик свинцом залит! Где ты ее взял? Специально заказал в мою честь?.. Тебе нравится иногда поиздеваться над кем-нибудь, Намо, не отрицай этого, и я тебе очень кстати подвернулся, потому что со мной это можно вытворять безнаказанно – все равно кругом виноват буду я, проклятый злобный ублюдок! – заорал Мелькор.

- Успокойся! – рявкнул Намо, изрядно выбитый из колеи. Его бледное лицо залилось краской.

- А если не успокоюсь? Выпорешь?!

Прикусив губы, Намо вышел из клетки, грохнул подносом об пол, принялся возиться с замком. Мелькор следил за ним, сидя в своем углу – напряженный, как зверь перед прыжком.

Поднимаясь по лестнице, Намо не обернулся. И не увидел, как Крылатый вдруг обмяк, уронил голову на руки, и по чумазой щеке его медленно поползла слеза.

 

 «Тебе нравится иногда поиздеваться над кем-нибудь…»

Намо не мог заставить себя забыть эти слова Мелькора, как забывал обычно его глупую оскорбительную болтовню, потому что это было сказано всерьез. Даже слишком всерьез.

«Он обвинил меня в жестокости… - в смятении думал Намо, - И не просто в жестокости, но в способности наслаждаться чужими страданиями! И это задело меня, но не так, как задевает обвинение совершенно несправедливое…Он…да, он словно осветил свечой маленький грязный уголок моей души… Именно так я себя почувствовал, Эру, да что ж это такое? В моей душе живет крошечный палач? Это так? ЭТО ТАК?!»

Намо старался всегда быть честным перед самим собою.

«Да, это так, - прозвучал в его мозгу холодноватый голос совести, - вспомни, что случилось после того, как он попытался выбить тебе зенки своей цепью… Ты вызвал Ауле, цепь укоротили так, что его запястья оказались на расстоянии фута друг от друга. Такой цепью уже не размахнешься…А потом…потом ты приказал одному из майар – кстати, именно тому, которому он вывихнул руку -  держать его за цепь, а сам чуть не полчаса лупцевал его плетью по голой спине – и это доставляло тебе удовольствие. Ты «выбивал дурь» - какие благие помыслы… Поначалу он осыпал тебя ругательствами и жуткими проклятиями, а потом – когда на спине не осталось белого места – просто кричал и кусал губы… И сутки после этого не вставал…ничего не ел…ни слова не говорил…Рубцы от плети вспухли и, должно быть, зверски болели, сковав все тело неподвижностью лучше любых цепей…»

«Если в моей душе живет палач – это ОН, Мелькор, поселил его там», - подумал Намо, пытаясь оправдаться перед собою.

«Неправда, Намо… Он не хозяин твоей душе… Да и ты ей не хозяин, если не смог изгнать из нее палача. У тебя ведь был выбор?!»

 

Три дня Намо, обуреваемый сомнениями и муками совести, не мог заставить себя пойти проведать Мелькора. Допрашивал о его состоянии майар, носивших ему еду. Они боялись агрессивного узника, но и смущались ходить к нему не в одиночку, показывая свой страх перед ним. Поэтому доставка Мелькору еды производилась крайне торопливо: отпереть решетку, протолкнуть миску и кружку, тут же запереть решетку – и все это не отрывая настороженного взгляда от Мелькора, который с ухмылкой наблюдал за этой трусливой суетой.

- Он не буянит, - ответил майа, кстати, снова тот самый, пострадавший когда-то от похоти Крылатого, - Просто сидит и смотрит… Он говорил со мной.

- И что же он говорил?

- Спросил, как меня звать. Я ответил, что нам имена не нужны. А он сказал, что имена не нужны тем, кого на свете-то нет, - майа смущенно опустил темноволосую голову, - Он сказал, что может придумать мне имя, если…

- Если что?

- Мой повелитель, - язык у майа заплетался от смущения и страха, - Я не могу повторить…

- Или повторишь, или получишь у меня, - громыхнул Намо.

- Он сказал – «если у Намо фантазии не хватает»…Прости, это не я, это он сказал!

- Вам – имена – не нужны! Повтори.

- Нам – имена – не нужны…

- Свободен.

Другой майа на следующий день доложил:

- Он поймал мыша.

- И теперь его мучает? – усмехнулся Намо.

- Нет…разговаривает с ним…

- Тронулся, что ли?

- Не похоже, мой повелитель…

На третий день тот же майа известил Намо, что «Мелькор какой-то правда странный стал, улыбается и вообще».

И Намо не выдержал. Этого зрелища он пропустить не мог.

 

Мелькор лежал на соломе. Рассеченная бровь уже засохла, кровоподтек вокруг глаза пожелтел. А на груди у него действительно сидела дымчато-серая мышка, самая обычная, маленькая, с черными глазками и голым хвостиком.

- Добрый вечер, - сказал Намо.

- Добрый, - отозвался Мелькор.

- Зачем тебе эта гадость, скажи на милость? Они тут расплодятся и тебе же уши отгрызут…

- Кто расплодится? Это он. Самец. И вовсе он не гадость. Я бы сказал, что он куда более приятен в общении, чем иные Валар. Во всяком случае, он еще ни разу не оскорбил меня и не пытался дать мне в рыло… - с удовольствием откликнулся Мелькор, - И все равно я скучал по тебе, Намо… Где это ты запропал? Увлекся дрочкой? А сейчас пришел вдохновиться для следующей серии – полюбоваться на мою прекрасную полуобнаженную фигуру?..

- Опять начинается, Мелькор?.. Надоело.

- Ладно, ладно, пошутить уж нельзя. Кстати, о фигуре – мне холодно в этом рванье, между прочим… Хоть одеяло выдай, что ли.

- На следующей неделе. А то жирно будет – столь часто выполнять твои прихоти… Да, и учти – если я увижу эту твою маленькую тварь где-нибудь помимо твоей камеры – пришибу.

- Чего от тебя и ждать-то… Слышал, малыш? – обратился Мелькор к мышонку, - Будь осторожен с этим здоровым парнем. Все свободное от дрочки время он посвящает охоте на бедных маленьких мышек…

Глаза у Крылатого были теплыми и веселыми. По-настоящему.

Да хрен с ним, подумал Намо, пусть играется… если он вообще способен на добрые чувства – пусть проявляет их хоть по отношению к мыши…кто знает, может, эта мышь послана ему самим Эру, дабы влить в его дикое сердце хоть крошечную каплю тепла…

 

В каменном колодце не было ни дня, ни ночи. Было время, когда появлялись майар и Намо, и время, когда не появлялся никто.  Это время Мелькор и считал ночью.

Ночь он любил больше, хотя днем его отчасти развлекали перепалки с Намо и попытки разговорить его пришибленных майар. Ночами Мелькор был один…и мог говорить действительно что вздумается. Долгие разговоры с самим собой спасали его от отчаяния и тоски. Иногда он говорил не то что бы с собой – он обращал свои монологи то к Манве, то к Гортхауру – к двум существам, которых любил. Но Гортхаура-то он продолжал любить и до сих пор…

- А ты – маленький трусливый предатель, Манве… Ты сам не знаешь, чего хочешь… Я помню твои бегающие глаза. Кого ты боялся? Кого, скажи? Остальных? Кого может испугать витрина с куклами?..

Мелькор не хотел признаться самому себе, что ему жаль брата, и убеждал себя, что ненавидит его. Так было менее больно.

…- Где ты сейчас, Гор, маленький мой?..

Мышонок всё сидел на его груди, его глазки блестели, как две капельки смолы. Мелькор поглядел на него затуманенными глазами, попытался погладить, но зверек, вильнув хвостиком, вдруг соскользнул в солому, слегка царапнув коготками его лохмотья, и скрылся из глаз.

Мелькор улыбнулся. Никого у него не осталось, кроме мыши…но никакая мышь не проживет триста лет.

И тут в дальнем углу послышалась какая-то возня – мышь была слишком маленькой, чтоб так шуметь. Мелькор тут же приподнялся на локте и уставился туда, и глаза его полезли из орбит.

Этот была не мышь.

В углу корчилось что-то большое…темное…

- Я сплю, - сказал Мелькор и больно ущипнул себя за руку.

- Нет, не спишь, Тано, - отозвалось существо в углу, выпрямившись и шагнув вперед.

Мелькор только бессильно откинулся на солому, разглядывая существо сквозь горячую радугу, повисшую меж ресниц. Высокая и тонкая фигура в черном… похудевшая бледная мордочка с огромными миндалевидными глазами, черно-золотыми, как уголья в костре… смоляная с просинью дикорастущая грива…

Мелькор утратил дар речи. Он до сих пор боялся проснуться. Спугнуть видение. Утратить уже утраченное.

Гортхаур подошел и опустился возле него на колени. Мелькор слепо зашарил, ища его руку, глядя ему в глаза безотрывно, как сумасшедший звездочет – на новую звезду. Тонкая изящная кисть утонула в лапе Мелькора – теплая, живая, дрожащая…Мелькор сжал эту руку почти до боли…

- Ты никак не поверишь? – прошептал Гортхаур, - Это же я… Правда – я…

- Мышка, - бормотал Мелькор, глупо улыбаясь и давясь слезами, - Мышка… Тебя могли растоптать…сожрать…или поймать в эту, как ее? – щелк! – в мышеловку!.. Ненормальный…рёхнутый ребенок… Это же страшное место! Сюда ни одна тварь живая по доброй воле не… иди, иди ко мне...

Гортхаур уронил голову ему на грудь и тихо заплакал. Он и впрямь натерпелся страху на пути сюда – но тем светлей было нахлынувшее облегчение.

Мелькор, умирая от счастья, запустил лапу в густую гриву, легонечко трепал ее, ласково подергивал ученика за ухо – как раньше. Гортхаур тихо посапывал, млея от этих прикосновений – как раньше…

- Я теперь буду с тобой, всегда, - бормотал Гор, - Днем буду мышью, мне так меньше еды нужно…

- Да…да… Ты расскажи мне – что там? В Арде?..

- Там зима…Тебя что, даже гулять не пускают? Да? Там зима – и снег – и красиво. Деревья спят, а на них сидят большие, большие черные вороны, перекликаясь, словно часовые. Иней по утрам так блестит, что глазам больно, самые тонкие веточки как стеклянные…А воздух – не надышишься! хрустит и щиплется, щеки сразу краснеют… и снег хрустит, когда по нему идешь. Эльфята строят снежные домики… Ты-то расскажи, как ты?

- Как видишь…

«Что ж я тебе расскажу? – думал Мелькор, - Что я тут вижу? Неразличимые лица и расширенные от испуга глаза майар… кислая похлебка…плеть Намо… Ах да, Манве недавно удостоил визитом… Зачем тебе все это знать? Ты расстроишься…а я меньше всего на свете хочу тебя огорчать, мой маленький…»

- Сам все увидишь…не будем о грустном, Гор…

- Не будем, Тано…

- У нас мало времени – потратим его с толком.

- Да, - Гор улыбнулся, нежно, как почти никогда не улыбался раньше. Мелькор никогда не скрывал, что любил его в том числе и за строптивость и своеволие…но сейчас для строптивости не было места.

- Твое сердечко оттаяло, Гор? Раньше я и не мечтал, что ты подаришь мне такую улыбку…Или это ты из жалости? – легонько поддел ученика Крылатый.

- Нет, Тано. Не из жалости…из любви.

- О, это разные вещи…

- Совершенно разные…

- Я бы обнял тебя, малыш, да цепь эта сраная… ну да ладно…

Мелькор принялся неторопливо, без жадности, без спешки целовать ученика в полураскрытые губы. Гор лежал, растаявший, теплый, растрепанный, с влажно блестящими глазами, ощущая сквозь рубашку горячую тяжесть руки Учителя и холод металла… Скоро эта рука расстегнет пуговицы на его груди, потом ремень на брюках, и сознание Гора начнет туманиться, тонуть в красном мареве… а потом Мелькор попытается, конечно, перевернуть разомлевшее тело ученика на живот и…

- Пожалуйста, не надо, Тано, - жалобно прошептал Гор, когда этот момент наступил.

- Ну, как всегда, - Мелькор не разозлился, просто криво улыбнулся, - Гор, в моих глазах ты претендуешь на звание Железной Целки… Ну, сколько можно этого бояться?

- Ну пожалуйста…прости, я не могу… не надо… - в глазах Гора блеснули слезы – от стыда и жалости к себе и к Учителю.

- Успокойся, глупышка, что я тебя, насиловать буду, что ли?.. Не реви только.  

 

Намо не мог надивиться на метаморфозу, произошедшую с Мелькором.

Он больше не домогался до майар, не орал, как чокнутый попугай, не сочинял похабных стишков и даже не поминал нехорошими словами Валар.

Казалось, ему просто нет ни до чего этого дела.

Целыми днями он возился со своим мышонком – и даже не замечал, что Намо начал входить в его клетку без плети.

Иногда Мелькор даже спал целыми днями, пробуждаясь только для еды.

- Эй, Мелькор? Ты, кажется, просил тебя переодеть?

- Если можно – то и помыться…У меня скоро вши заведутся в твоей помойной яме, Намо.

- Хм… Задачка… Бузить не будешь?

- Не-а, - спокойно отозвался Мелькор, - Это не в моих интересах.

- Приятно послушать разумные речи…Ладно, в награду за хорошее поведение – так уж и быть…

В целях помывки Мелькора пришлось извлечь из ямы – это было куда как легче, чем спускать туда бадью.

Крылатый с видимым удовольствием содрал с себя полусгнившие лохмотья и предстал перед Намо в своей первозданной красе, слегка подпорченной шрамами, боевыми и позднейшими, появившимися как закономерный результат дурного поведения. Плюхнувшись в здоровенную лохань с теплой водой, он даже прижмурил свои серые зенки, засиявшие от удовольствия. Долго отмывал волосы, сбившиеся от грязи в колтун.

- Намо, а Намо?

- Чего тебе?

- Спинку потрешь несчастному созданию?…у меня, как видишь, руки скованы…

- Да черт с тобой, тоже мне проблема, - буркнул Намо.

- Тише, силища-то дурная! У меня там сам видишь что… Твоя же художественная роспись…

- Я б тебя еще не так расписал, если б ты ухитрился в тот раз не промахнуться своей цепью…

- Не, не расписал бы. Без глаз-то…

Одеть Мелькора оказалось несколько сложнее, чем вымыть. Если штаны проблемы не составили, то с рубахой было неясно что и делать. Пришлось призвать Вайре, которая аккуратно распорола рукава по шву, а потом зашила – уже на Мелькоре.

Довольная рожа Крылатого, который в этот раз и слова дурного не произнес, тронула даже Намо, который – да ладно уж – опять принес узнику жареную свинину с сидром.

- Вот спасибо, - без напоминаний поблагодарил Мелькор.

Вымытый, одетый в чистое, досыта накормленный, Мелькор выглядел уже не как бандит с большой дороги. Его грива посветлела, распушилась, глаза утратили колючее выражение. Намо даже пожалел, что эту картину не видит Манве – вот бы порадовался…

- Хм, а ты у нас, оказывается, красавчик, Мелькор!

- Тоже мне новость. Да по мне сам Король Арды сохнет… А тебя, Намо, моя сексапильная внешность не возбуждает?..

- Нисколько.

- А комплименты делаешь…и глазками стрелял кой-куда, я видел…

- Ты опять?! – побагровел Намо.

- Да ладно, ладно, молчу, - с коротким смешком ответил Мелькор.  

Нафиг ты мне нужен, подумал он, просто мне нравится тебя дразнить – вечно ты, как плотва, на любую дрянь ловишься… На что ты мне, когда у меня есть моя мышка?..

Моя мышка, мой родной вредный мальчишка, мой Гор, у которого такая забавно-суровая, серьезная мордашка, особенно когда он этак сдвигает свои красивые брови, похожие на крылышки ласточки… и такая нежная кожа…и такие славные оттопыренные уши, которые я, изображая дикую зверюгу, с рычанием слегка прихватывал зубами и трепал, а Гор тоже рычал, по-щенячьи морща нос и помирая со смеху…

Мой Гор, у которого хватило храбрости пробраться ко мне, в страшные чертоги Мандоса, но не хватает смелости позволить мне то последнее, о чем я мечтаю, лаская по ночам его гибкое дрожащее тело…

Мой Гор, у которого по любому вопросу есть собственное мнение. С ним так приятно беседовать…и спорить приятно, потому что весело наблюдать за ним, задетым за живое – суровая маска слетает, и на меня таращатся слепые от собственной правоты и убежденности дикие зенки, а голос, его обалденный баритончик, начинает выдавать такие петушьи фиоритуры, что уши хочется заткнуть – или согласиться подобру-поздорову…

Мой Гор, с которым мы говорили о Манве – и Гор категорично заявил, что никогда не посмеет его осуждать – потому что ему достался самый тяжелый, самый ужасный выбор на свете…

 

Намо был удивлен – он всего лишь вспомнил о Манве… и тут же обнаружил его в кресле у камина.

Намо сразу отметил, что Манве выглядит куда лучше, чем в прошлый раз. Ни кругов под глазами, ни запавших щек, ни несчастного выражения на лице.

Намо быстро поклонился. Манве ответил кивком и сразу же спросил:

- Как дела?

- Ты о Мелькоре, конечно?

- Конечно.

- Спокойный, довольный, прилично себя ведет. Завел себе ручного мышонка…

- Ты что, смеешься надо мной, Намо?..

- Я серьезно.

- Я хочу увидеть его.

- Что ж… идем.

- Нет. Ты дашь мне ключи – и останешься здесь.

- Мой Король, я обязан предупредить – это может быть опасно… Кто знает, что там у него в голове…

- Ключи давай…

 

Мелькор вскинул голову, пушистая светлая челка взметнулась, серые глаза сверкнули:

- Уффф…сегодня мой день!

Мышка спрыгнула с его плеча в солому.

- Не волнуйся, Гор, - краешком губ прошептал Крылатый, смерив выжидательным взором существо, с непривычки долго возящееся с последним замком.

- Поверни ключ влево и чуть на себя, Манве, - посоветовал Мелькор, - А то до Третьего хора провозишься…

- Спасибо.

Замок поддался. Он вошел. Один. Без оружия. Без Намо, чутко следящего сверху.

- Здравствуй.

- Здравствуй.

- Как ты?

- Хорошо. А ты?

- Хорошо.

Мелькор улыбался, его длинное, красивое тело царственно возлежало на колючей грязной соломе, откинутая голова в ореоле пушистых светлых волос покоилась на сложенном плаще Гортхаура.

Манве стоял на пороге этой гнусной клетки, и вид у него был далеко не такой самодовольный.

-Нну? – процедил Мелькор, - Что скажешь, маленький предатель?..

Манве вздрогнул, словно огретый хлыстом, и вскинул на Мелькора обиженные, полные голубого льда глаза:

- Я могу и уйти…

- А чего приходил-то, я не понял?..

Пауза. Тишина. Манве медленно поворачивается, ищет в кармане ключ…

- Стой!

Манве находит ключ. И вот он уже снова за решеткой. Возится с замком. «Стой!» - кажется, кто-то выбрал неправильный тон…

Мелькор приподнимается на локте:

- Манве! Оставь! Иди сюда.

Пальцы, проворачивающие тугой ключ в замке, застывают.

- Пожалуйста, Манве.

Манве стоит, плохо соображая – то ли замкнуть решетку и подняться по лестнице, то ли…

- Манве! – Мелькор, поднявшись, неторопливо подходит к нему – выйдя за порог своей клетки – и давешним жестом ерошит брату волосы:

- Пойдем, поговорим. Ключ в карман убери, чудо…

Они садятся на солому. Мелькор с искрящейся в глазах насмешкой смотрит на брата, вдруг потерявшего дар речи.

Манве и впрямь не знает, что сказать. Как вести себя с этим созданьем, которое сперва больно хлестнуло его жестокими словами, а затем ласково потрепало по волосам – притворялось?.. Непредсказуемое существо… опасное, как говорит Намо. Всегда он был таким, вечно принуждал всех ходить вокруг него на цыпочках – вдруг взорвется ненароком…

«Спокойный, довольный, прилично себя ведет»…Да, он и впрямь не походил больше на то замурзанное, тощее, исходящее злобой чудовище, которое Манве видел здесь на прошлой неделе. И ручная мышка – вон она, забирается к нему на колени, цепляясь коготками, и устраивается там, глядя на гостя внимательными темными глазками.

- Нравится? – спрашивает Мелькор, - Я зову его Гортхаур…Скучаю по ученику, как ты понимаешь… Хочешь погладить?

Манве доверчиво протягивает к мышонку руку - и тут же, охнув, отдергивает. С удивлением смотрит на капельку крови на пальце.

- Он что, тебя цапнул? – смеется Мелькор, - Ревнует…Не надо, Гор. Не кусайся. Он мой братик, и я его люблю…хотя он, конечно, поступил со мной очень плохо и заслуживает наказания, я все равно люблю его….Потому что он просто глупый и всего на свете боится… да, Манве? Ты ведь даже меня сейчас боишься…Ну, во всяком случае, побаиваешься…Ну, признайся, Манве?

- Да… - тихо бормочет Манве, низко опустив голову. Сейчас его трудно узнать…где ты, Король Арды, с твоими сияющими глазами, вздернутым носиком и легкой улыбкой, даримой всем и каждому – не по доброте душевной, а по привычке быть Самым Учтивым На Свете Существом?...

«Я все равно его люблю…» Правда ли это? Ох, Мелькор…

- Не бойся, ничего я тебе не сделаю… Если я и мечтал отплатить тебе за все это – то давно…в первые дни заключения…Я думал – ух, попадись ты мне только! Я взял бы такую же плеть, с которой ходит Намо, и долго, долго спускал бы с тебя шкуру… А ты, конечно, верещал бы, и обливался слезами, и умолял меня о пощаде…но я все равно продолжал бы тебя лупить… Веришь ли, я едва не кончал от этих фантазий – так мне хотелось поквитаться с тобой за все унижения, которые выпали мне по твоей милости.

Манве заметно вздрогнул – видимо, тоже представил себе эту жуткую порку.

- А теперь, - продолжал Мелькор, - я не могу поверить, что мог воображать что-то подобное…нет, теперь я не хочу причинять тебе боль, глупый малыш… Ты вовсе не так виноват, как мне казалось.

- И все равно виноват, - прошептал Манве, бледнея, - В том, что ты сидишь здесь…и будешь сидеть еще очень долго…

- Ко всему можно привыкнуть, братик. Да… Наверно, ты думаешь, что я смирился, и мои крылышки сломаны? Мелькор, спокойно переносящий ограничение своей свободы – да, такое трудно вообразить…Просто за эту неделю многое изменилось. В моей душе, я имею в виду. Посмотри на меня – я не сломлен, не жалок, я – прежний… только сильнее. Погляди же мне в глаза, братик…

Манве поднимает на Мелькора глаза – и видит, как душа светит сквозь серые радужки, душа, полная сил, крылатая, совершенно свободная… что ей этот темный каменный колодец, куда она брошена, словно нежеланный плод любви, что ей эти цепи, если в любой момент она, расправив крылья, поднимется отсюда, тенью скользнет под серыми арками мертвых чертогов и, в колючую пыль цветную расколотив тусклый витраж, вырвется туда, где в потоках солнечного света парят орлы….

- Страшноватое ощущение, - медленно произносит Манве, - Словно смотришь в бездонную пропасть.

- Ну вот, опять боишься. Ты так и собираешься прожить отпущенную тебе вечность – в страхе? Ты боишься жить…боишься любить меня…да и себя любить боишься… боишься своей души, как эльфенок – страшного Черного Всадника… У меня цепи на руках – но они ничего для меня не значат. А твои цепи – незримы, и они тянут тебя к земле… прикованный ветерок… Ты всегда  боялся даже признаться, что любишь меня совсем не как брата, трусишка!

- То есть?... – еле слышно. При взгляде на Манве было непонятно, как существо с такой белой кожей может так покраснеть – он стал похож на Тулкаса, упившегося сидром до багровой кондиции.

- Тебе что, плохо? – слегка встревожился Мелькор, - У тебя такой вид, словно тебя сейчас удар хватит! Цапни его, Гор.

Мышка с видимым удовольствием вцепилась в безвольно лежащую на колене руку Короля Арды. Тот взвизгнул, и глаза его прояснились.

- Кровопускание пошло на пользу, - отметил Мелькор, - Спасибо, Гор.

Манве поглядел на прокушенную руку – мышь цапнула не абы как, а в очень чувствительное место между большим и указательным пальцем, и ранка сильно кровила.

- Больно? – заботливо спросил Мелькор, - Дай-ка…

Манве округлившимися глазами уставился на брата, прижавшегося губами к кровоточащей ранке.

- Ты что делаешь?? – он хотел отдернуть руку, но Мелькор крепко держал его за запястье.

Удивительно, но боль почти утихла, сменившись ноющим, почти приятным ощущением… 

Внезапная ли эта боль, внезапный ли странный жест Мелькора – а может, и все это вместе подействовало на Манве образом самым непонятным: глубоко в его сердце словно лопнул какой-то сосудик, затопив грудь чем-то обжигающе-приятным, горячим, плавящим тонкий лед. О этот лед…мертвое, прохладное, непрозрачное стекло…кривое зеркало нежной и искренней души…

Манве глубоко и судорожно вдохнул, воздух обжег легкие, и он беспомощно уставился на брата страдальческими очами, не понимая, что происходит с ним, но осознавая, что перемены необратимы.

- Наконец-то он ушел, - тихо хмыкнул Мелькор, - и пусть Эру засыплет путь его розами…

- Кто? – недоумевающе спросил Манве, непроизвольно оглянувшись.

- Кто-кто…Король Арды, конечно. А ты остался… Манве, мой братик, которого я всегда любил и буду любить, глупый испуганный мальчик… Но теперь тебе нечего бояться, слышишь? Даже своих желаний… Я не слепой и прекрасно вижу, как твои глазищи уплывают черт-те куда, стоит мне пригладить тебе волосы…

-Д-да, - с запинкой отозвался Манве.

Мелькор ободряюще погладил его по плечу:

- Говори же. Тебе ведь хочется что-то сказать… А я, я могу слушать твой голос вечно. Он у тебя просто поразительный, знаешь ты об этом? Недаром же ты так хорошо поешь. У тебя самый глубокий, самый мягкий, самый нежный голос в Арде, братик.

Мелькор не лгал – голос брата для него был как мягкое перышко, ласково щекочущее, скребущее по самому нежному местечку сердца.

- Мелько… - заговорил вдруг Манве с необычной для него лихорадочной торопливостью, - Если хочешь знать, я все это время только и думал что о тебе… Как тебе здесь плохо… А ты в тот раз наговорил мне таких гадостей, зачем?!

- Да прости же. Я выпендривался перед Намо, только и всего…я был очень зол, очень. И на тебя в том числе…Но теперь – ты слушал меня?...

- Да, слушал… В тот раз мне было очень обидно, но потом я вспомнил, что не стоит обращать внимания на слова, когда слышишь крик боли… Однажды я видел эльфа, Мелько, прекрасного эльфа, которому в битве отрубили руку – она висела на лоскуте кожи, и этот эльф…он нес такое! Проклинал Арду, Эру, меня и вообще всё – от боли… Так и ты тогда…

Мелькор с удивлением смотрел на брата. «Цветочек из Валинора», «маленький воображала», «хрустальный болванчик», оказывается, знал кое о чем не меньше, чем он, познавший Арду как свои пять пальцев.

Ведь мокрый ветер, приносящий отлетевшие души в Мандос – это тоже был он, Манве… И прохладное дуновение, овевающее лица умирающих, доносящее до них последние воспоминания о запахе цветов у родного дома…

- А знаешь, о чем я мечтал, Мелько?

- ?..

- О том, что мы с тобой живем в Арде, где-нибудь в лесу…

- Как эльфы…

- Может, или в холмах, как люди. И мы уже никто – никакие не Валар… И, выходя утром из дома, видим вокруг не дворцы и клумбы, а обычные деревья,  может, поле, а может, даже болото…такое, с лягушками…Я дурачок, да?.. И вот, у нас есть камин и мы вечерами сидим и слушаем, как стреляют дрова, потому что ты опять осиновых нарубил… Где-то за дверным косяком у нас живет сверчок, а в камине – саламандра. И еще собака обязательно, лохматая такая, с глазами карими…и с ушами. Длинными. Как у собак Оромэ. Но у него они все одинаковые, а наша была бы одна такая…

- У Оромэ гончие. А ты что же, дворняжку хочешь?

- Да не обязательно, я бы и у Оромэ щенка попросил, только ему плохо будет без охоты.

- Почему без? Это ты охотиться не любишь, а я люблю. А, тогда нам и лошадь нужна. Ты ведь лошадей любишь?

- Ага.

- Знаю, любишь, и ездишь хорошо. И они тебя любят – потому что в тебе и весу почти нет…

Мышь недовольно, словно бы с обидой пискнула, сидя на плече Мелькора.

- Да, Манве, важный вопрос: а как насчет Гортхаура?

- Вот этого, что ли? Мышки? Я не против…хоть она и кусачая, - улыбнулся Манве.

- Да нет. Настоящего Гортхаура. Я ведь его не брошу. Никогда. Он – мой…ученик, ребенок…

- И любовник? – на пределе слышимости прошелестел Манве.

- Не ревнуй, пожалуйста, хоть ты-то! Он – мой, понимаешь? Просто – мой. Как…моя рука. Ну, куда я без него?.. Да ты его не знаешь просто, он тебе понравится!

Мелькор с превеликим удовольствием представил себе мечту Манве – да, этот было бы чудесно, и камин, и собака, и сверчок…и возможность сидеть на каком-нибудь мягком диванчике, держа на одном колене братика, а на другом – Гора. Они ведь оба такие смешные, наивные – даже похожи этим.

- Вы с ним подружитесь, - твердо заявил Мелькор.

- Может… - отозвался Манве, снова замкнувшись в себе.

- Интересно, Намо там на нерест пошел или уже икру мечет? Смотри, сколько ты у меня сидишь.

- Уже надоел? – угасшим голосом спросил Манве.

- Дурашка…Я просто не хочу, чтоб он сюда прибежал – спасать тебя из моих гнусных лап…

- Да пошел он, - буркнул Манве, - Я Король Арды или кто? Сколько хочу, столько и буду сидеть…

И, разумеется, оба тут же услышали легкие шаги Намо и звон его ключей. Надо отдать должное Манве, он сориентировался моментально. Вскочил, потянул за собой брата и указал ему на пол. Мелькор, пряча ухмылку, опустился на колени.

Голос Манве, отчитывающий непутевого братца, Намо услышал еще до того, как заглянуть в яму. А когда заглянул, то увидел то, что, собственно, ему и хотели продемонстрировать: Крылатый, угрюмо пригнув башку, стоял на коленях, а над ним возвышался Король Арды, который вещал:

- И доколе же ты, Мелькор, будешь убеждать меня в вещах, сколь бессмысленных, столь и преступных? Или неясно тебе, что ты позабыл лик своего Отца? И доколе ты будешь убеждать меня, что ВСЕ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ?! Может, и вертится, в твоих вечно одурманенных алокоголем и тщеславием глазах… А судьи кто, спрашиваешь ты? На это я много чего могу тебе сказать…Уж не вообразил ли ты, что ты – ум, честь и совесть нашей эпохи?! А я тебе говорю, что все это – просто ненормальная сексуальность! Да, и молился ли ты на ночь?..

Намо мало что понял, но решил, что Манве, собственно, на то и Король, чтоб изъясняться подобным штилем и излагать мысли столь мудрые, что их не дано постигнуть тем, кто хуже и реже слышит голос Эру. А насчет ненормальной сексуальности – вот уж верно!

Что удивительно, Мелькор покорно внимал и не делал попыток ни вставить словечко, ни сделать чего-нибудь похуже.

- Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать? От этого убыток казне, - продолжал меж тем Манве о каких-то уж вовсе неизвестных Намо обстоятельствах биографии Мелькора, - А еще говорил: «Как хотите, для науки жизни не пощажу…» - Манве сделал эффектную паузу и драматически взвыл:

- Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: умное созданье – или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть Валар выводи…

Это точно, подумал Намо. А, ладно, может, дай Эру, Манве и вобьет ему в башку порядочные мысли…

Стоило шагам и звону ключей затихнуть, оба брата со сдавленным хохотом рухнули в солому.

- Ты что нес?! – ржал Крылатый, - Я, хоть убей, ничего не понял…Слова знакомые, а смысла никакого!! 

- Сам не знаю… - смеялся Манве, - Что в голову взбредет…

- Ах ты, чудушко моё…  - от избытка чувств, от удовольствия видеть Манве таким веселым и счастливым Мелькор звонко чмокнул брата в лоб, и оба дернулись, словно прошитые насквозь маленькой жаркой молнией. И уставились в глаза друг другу. 

- Мой хороший…

- Мой маленький…

Не в силах более сдерживаться, Мелькор приник губами к губам брата.

Манве прикрыл глаза. Ощущения были совершенно новыми, и он еще не знал, приятно это или нет. Горячий и подвижный язык Мелькора оказался у него во рту и, кажется, решил там и остаться на жительство. Манве почти задыхался, но и не думал отстраняться – никто, никогда не целовал его так.  Грубо выражаясь, Мелькор словно полностью влез в него, неумолимо пробираясь к сердцу, сжимающемуся от страха и непривычных ощущений, и желая взять его в лапы и – сдавить? согреть?

- О-ох… - выдохнул Манве, когда этот самый длинный в его жизни поцелуй закончился. Мелькор тяжело дышал, глаза его сияли, как два серых камушка на дне просвеченного солнцем родника.

- Что, маленький? – спросил он неожиданно низким и хриплым голосом, - Не понравилось?

- Страшновато… -  жалобно отозвался Манве, - Ты меня как будто заживо сожрать хочешь…

- Прости, прости. Я так долго мечтал об этом…

- Об этом?!

- Да. Поцеловать тебя.

- Хммм-мм… - Манве робко улыбнулся, ему было и приятно, и страшно, и сердце у него металось и дергалось, как язычок колокольчика, который отчаянно звенит, болтаясь на бешеном ветру…

- Ага, - тут же раскусил его Мелькор, - И хочется, и колется, и Эру не велит?

- Угу, - отозвался Манве – уже не Король Арды, а потерянный, запутавшийся в своих чувствах подросток, ожидающий от брата – не старшего, но более сильного и умного - утешения и защиты.

- Не бойся, - с готовностью отозвался Мелькор, - В этом нет ничего плохого…

- В чем – в этом?

- В любви, маленький зануда. Ты ведь меня любишь?

- Да, - Манве ткнулся носом ему в плечо, - Да, да…

- Я тоже тебя люблю. Говорил уж об этом… Может, ты думаешь, что Эру это не нравится?

- Может, и думаю…

- Но ты ведь чувствуешь, когда то, что ты делаешь, Ему не нравится?..Если это случится – мы не будем продолжать… Хорошо? Ну?..

- Хорошо… - пробормотал Манве, хотя не очень хорошо – скажем, совсем не так отчетливо, как недовольство Эру -  представлял себе, что это такое – «продолжать» .

Но брат, видимо, представлял это куда лучше, и Манве переложил всю ответственность за дальнейшие действия на него. И не заметил, конечно, как Мелькор поверх его головы покаянно улыбнулся забившемуся в угол мышонку…

- Манве, - тихий, похожий на горький миндаль голос Мелькора, - Эта голубая тряпочка, что скрывает от меня твою восхитительную фигурку, тебе позарез необходима или ты позволишь мне избавить тебя от нее?..

Манве еле заметно кивает, и ловкие пальцы Мелькора тут же расстегивают пряжку на плече и вышелушивают его тело из шелка, словно орешек из мягкой скорлупки.

Манве жмурится от стыда, его щеки алеют, все тело легонько дрожит – ведь он чувствует на себе безжалостный, мягкий, горящий взгляд серых глаз.

- Ну, что такое, маленький? – нежно мурчит Мелькор, - Ты такой красивый, просто с ума сойти…

«Есть, есть что-то общее с Гором, - думает почему-то Мелькор, - Оба такие хрупкие…»

Крылатому кажется так – ведь обоих любимых он сравнивает с собой, и тела их – с собственным, а он – верзила даже среди Валар, и мышцы у него такие же железные, как у Тулкаса, просто у того они – как кучки булыжников под красной кожей, а у Мелькора – гладкие, не столь заметные. Да у Тулкаса и плечи-то, кажется, в три раза шире бедер – а длинное тело Мелькора, несмотря на силу, кажется гармоничным. Он выше и стройнее Гнева Эру, и внешность его говорит не только о силе…

Меж тем, Гора вряд ли кто из майар и даже из Валар назовет хрупким. Он высок, выше Манве, и тонок – но это не хрупкость, а ртутно-переливающаяся мощь хищной кошки. И так же, как хищная кошка, он обожает валяться, предаваясь блаженной лени, но при малейшем признаке опасности все тело его словно стекается к отправной точке прыжка… Да и падает он по-кошачьи на четыре лапы…

А вот Манве…да, в его отношении Мелькор почти прав. Это действительно воплощенная хрупкость, цветок, самое – как кажется – на ладан дышащее творение Эру.  Откуда только берутся чудеса-с…

А чудеса-с случались такие, что сам Мелькор светлы бровки поднимал: где ж ожидать от такого шибздика таких штучек… Да что теперь об этом, когда самое главное, живое, неровно дышащее чудо лежит на грязной соломе и ожидает от него, Мелькора, дальнейших действий? Ожидает…ожидает…несмотря на прикрытые глазки… того гляди, и еще что-нибудь ладошками прикроет…Ну уж нетушки!

Мелькор покрывает горячими поцелуями распростертое перед ним худощавое, почти мальчишеское тело, упиваясь катящимися по нему волнами дрожи и нежным, свежим, едва уловимым ароматом зимнего ветра, исходящим от белой, словно тихонько мерцающей, кожи. Манве никак не отвечает на его прикосновения, словно боясь сделать лишнее движение.

- Ну, так дело не пойдет, - шепчет ему Мелькор, - Не изображай, что все это присходит против твоей воли! Надо быть честным, Манвик!

«Манвик» вздрагивает от этих слов – и честно обнимает брата за шею.

 Какое достижение.

И какой он горячий, весь-весь, и лапки, и ушки…

Мелькор снова и снова целует брата в губы, в щеки, в зажмуренные глаза.

- Маленький мой, - шепчет Крылатый, - Посмотри, пожалуйста, на меня.

Голубые глаза открываются – в них какая-то непонятная смесь испуга, обиды и… вожделения, да, именно! Такого шалавого блеска в этих глазищах до Мелькора – как правильно понял Мелькор – не видел никто и никогда.

- Манве,  - тихо, очень тихо говорит Мелькор, - я вижу, что ты не против продолжения… 

Какое там «против», когда естество торчит что сосна на пригорке!

- Так вот, - продолжает Мелькор, стараясь не прятать от брата свои уже бешеные глаза, - Я хочу знать: это точно у тебя в первый раз?

Манве смотрит на него так, словно не вполне понял смысл вопроса.

- Ну… -  туповато отзывается он, - Ты же не про Варду?...

Мелькор смеется, легонечко щелкая брата по носу:

- Конечно, нет… ну ладно, ладно, я понял…

Он молча, чуть передвинувшись, сует лохматую башку меж раздвинутых колен брата и принимается за его торчащую и взывающую о внимании плоть. Мелькор, у коего, как у любого плохого парня, сексуального опыта хватило бы на всех Валар вместе взятых, прекрасно знает, что многого от него тут не требуется – несколько поцелуев и несколько дразнящих прикосновений языком, и вот уже братик готов – в глазах туман, в башке дурь и все звезды Арды…

- Мммм, - только и может сказать Манве. Вожделение того и гляди разорвет его тело на части.

- Манвик, молодец. Ты не хочешь, чтоб мне было хорошо?...

- Да…да, конечно… Мелько, я тебя так…

- Я знаю. Только хочу предупредить – у тебя это в первый раз, и, возможно, тебе будет немножко больно.

- Плевать…сделай что-нибудь…я больше не могу, я сейчас чокнусь, Мелько!

- Тсс. Теперь слушай меня и делай что я скажу. Так будет лучше… Быстренько встань на карачки…так…хорошо…коленочки расставь пошире… а теперь полностью – повторяю, полностью расслабься… Жаль, нет ни вина, ни масла…

- А что вино и масло? – глухо спросил Манве, просто чтоб молча не помирать от сознания непристойности собственной позы.

- Вина бы я налил тебе – чтоб ты расслабился. А масло, прости, для смазки. Необходимая вещь. Можно и слюной, но бесполезно, она быстро сохнет…Да, кстати, - Мелькор заметил деревянную ложку, забытую майар, носившими еду, - Возьми-ка ее в зубы, любовь моя. Не знаю, взбредет ли тебе закричать – но хорошо ли будет, если это услышит Намо? И застанет здесь такое зрелище?..

Мышка устроилась на кучке соломы так, чтоб видеть лицо Манве. Он не заметил этого.

- Любовь моя, - Мелькор сунул в рот два пальца и вынул их, смачно блестящими от слюны, - Как тебе это?...

Манве дернулся от ощущения инородного вторжения.

- Больно?

- Пока…нет…

- А так?

- Ой!!

- Ясно, - Мелькор вытащил пальцы, обтер их о солому, - А ты не соврал мне, малыш, ты действительно целка. Убийственно туго лезть… Но иного выхода у нас с тобой нет… Ложку в зубы!

Мелькор пристроился сзади покорно ожидающего партнера, руки его обхватили его талию, а холодное железо оков легло на узкий позвночник.

- Ну… Эру благослови!..

 

Гор был в облике грызуна, но мозги у него оставались отнюдь не мышиные.

Он знал, конечно, чего каждую ночь хочет от него Учитель. Вот этого. Того, что он делает сейчас со своим братом.

Зажатая в зубах деревяшка глушила крики, но не мешала стонам. Забившийся в уголок Гор смотрел на вытаращенные глаза Манве, из которых струились слезы. Черноволосая голова моталась туда-сюда, плечи и руки дрожали, тело то и дело содрогалось, пытаясь сорваться с вертела, на который его методично нанизывали безжалостные сильные лапы, поросшие светлым пушком.

«Тано, - думал Гор, - Тебе что же, нравится мучить его?»

Мелькор, закусив губы, рухнул вперед, распластывая под собой тело брата.

Несколько мгновений они так и лежали…потом Мелькор протянул руку и осторожно вытянул черенок деревянной ложки из судорожно стиснутых зубов Манве. На мягкой липовой древесине остались глубокие вмятины и пятнышки крови.

Манве приподнял голову, одурело потряс ей, словно пытаясь вытряхнуть солому из волос. Мелькор, приподнявшись, несмело погладил его вдоль позвоночника…пригляделся к чему-то – и глухо, коротко взвыл.

Пятна крови на бедрах.

- Бедный мой, маленький, почему ж ты мне не сказал?... Что тебе так… Я был бы осторожнее….

Манве много чего мог сказать по этому вопросу… И то, что Мелькор предупредил его о возможной боли. И о деревяшке в зубах. И о том, как немеет вдруг все, что ниже позвоночника. И о том, что поздно уже орать, когда чувствуешь, как от очередного резкого движения рвутся эластичные ткани…

Но ни о чем этом говорить не хотелось.

- Манве, да скажи же что-нибудь, - тормошил его Мелькор, - Ну не молчи же!!

А что он мог сказать? Что, несмотря на режущую боль, он почувствовал вдруг нечто такое…как маленький провал в черную звездную пустоту…на миг, не больше…но как же захватило от этого дух, как же было ему в тот момент здорово, свободно, счастливо! Это было похоже на обморок – краткий, секундный…но после него уже ничего было не страшно, хотя Мелькор сделал еще несколько пронзающих раскаленной болью движений.

- Манве!!!

- Что, Мелько? – тихо отозвался он, повернувшись к брату и улыбнувшись ему, - У тебя полотенца никакого нет?

Мелькор собственными рукавами чистой, только сегодня надетой рубахи стер кровавые пятна. А потом крепко-крепко обнял брата, с искренним уважением поглядел в его все еще влажные глаза и поцеловал в нос:

- От тебя с ума сойти можно, Манве…

- Почему это?..

- Тебе было так больно…а ты ни словечка мне сказал.

- Ну ты же предупредил, что в первый раз больно, - отозвался Манве, - Чего обижаться? Я сам этого хотел.

Мелькор восхищенно присвистнул. Он не узнавал братишку. Раньше тот был недотрогой и плаксой – из него ничего не стоило вышибить слезы, даже не применяя физической силы, просто обидными словами. И после этого Манве долго-долго ходил сам не свой. А теперь…да, конечно, он плакал сегодня, но ведь и больно было по-настоящему….а сейчас уже улыбается!

- Я люблю тебя, - прошептал Мелькор со всею искренностью, на какую был способен.

- Я тоже тебя люблю, - отозвался Манве, завороженно глядя в серые глаза, - И знаешь что? – он понизил голос до еле слышного шелеста, - Мне очень стыдно об этом говорить, но…

- Скажи, скажи, маленький, пожалуйста, скажи, - так же еле слышно попросил Мелькор, выбирая солому из его густых черных волос.

- Мне…понравилось…это…

- Ну с ума сойти…

- Да, да, правда. Хотя в какие-то моменты казалось, что твоя штуковина вот-вот проткнет меня насквозь и вылезет из глотки…от этого и было больней всего…но и приятно тоже…

- Одевайся, ты замерз у меня совсем, - заметил Мелькор, глядя на мурашки на нежной коже, - Ты придешь еще? Когда-нибудь?

- Да, Мелько, - Манве вдруг снова по-королевски вскинул голову, блеснул сапфирами глаз, - куда ж я теперь от тебя денусь…

 

Намо странно посмотрел на Манве – у того горели щеки, а пряжка на голубой хламиде не пребывала, как положено, на плече, а почему-то болталась на груди.

- Как он? – осторожно поинтересовался Намо.

- Перевоспитывается, - кратко ответил Манве, кося куда-то глазами, - Мне пора… Жди меня завтра, я не закончил с ним воспитательную работу…

 

- О, Тано…

- Что, Гор? Почему ты прячешься в углу? Иди ко мне…

Гортхаур неуверенно приблизился, лег рядом с Мелькором на солому.

- Что с тобой? – требовательно спросил Мелькор, заметив, как любимая мордашка старается уклониться от его поцелуев.

- То, что я видел сегодня…ты хочешь, чтоб такое было и у нас с тобой, Тано?

- Да, конечно, - спокойно ответил Мелькор, привычным жестом прижимая к себе Гортхаура, - А что? Ты ревнуешь?..

- Нет, - ответил тот, отстраняясь, - Нисколько. Мне его жаль, вот и всё. И, кажется, не зря я так боюсь этого…

- Дурак.

- Возможно, Тано. Но ты был сзади – а стало быть, и видел сам понимаешь что. А я всё это время смотрел ему в лицо… Это было умно – заткнуть ему рот деревяшкой, знаешь ли. Не будь этой ложки, он орал бы как резаный… Ты не видел его глаз, Тано – в них не было ничего, кроме боли. У него зрачки расширились так, что глаза стали серыми! А эти слезы…они лились и лились… И я не понимаю, как после такого можно улыбаться, Тано! Как можно признаваться в любви тому, кто так с тобой обошелся! Может, ему просто нравится, когда ему делают больно?!

- Ну кому это может нравиться, глупыш, - бросил Мелькор, - Просто он действительно хотел этого…

- Он и впрямь любит тебя, - увял вдруг Гор, - А я… - он отвернулся, отвел руку Мелькора, потянувшуюся к нему.

- Хм, - сказал Мелькор, - но ты-то чего боишься? Ты все равно не позволяешь мне ничего такого… Ну, иди же ко мне…

- Интересно, - прошептал Гор, - Он не соврал, что придет еще?

- Придет. Подождет, пока все заживет – и придет. Нисколько не сомневаюсь.

 

Но… Манве появился на следующий день. И извлек из-под безразмерной своей хламиды  здоровенный, как минимум девятиквартовый бурдюк с вином. Как ему удалось продефилировать с таким грузом мимо Намо, не напомнив тому эльфийку на девятом месяце беременности, осталось неизвестным. А непосредственно в лапу Мелькору был всучен небольшой флакон из хризолита.

- Масло ароматическое…какое-то, - буркнул Манве, - У Варды спер.

От вина оба вскоре поплыли так, что без опасений в обнимку валялись на соломе. И мышка глядела на Манве из своего угла уже не сочувственно, а заинтересованно и несколько завистливо.... Масло, пригодившееся чуть позднее, имело столь вызывающий сиреневый запах, что Намо, появившийся еще позднее, уже после ухода  Манве, долго недоуменно принюхивался. Он не исключал, конечно, возможности того, что Мелькор в знак протеста вырастил в этом говне куст сирени – но сирень и Мелькор вязались друг с другом так же слабо, как Тулкас и розовые кружавчики.

Манве же, вернувшись в Валинор и невзирая на настойчивые взоры Варды, первым делом плюхнулся в ванну с хвойною пеной, надеясь избавиться от компрометирующего сиреневого аромата. Мыло тоже пахло хвоей, и бедный Вала извел полкуска этого несчастного мыла, пока ему не начало казаться, что задница его вот-вот покроется молодой хвоей и крошечными шиишечками.

Он с наслаждением валялся в теплой воде, удерживаясь за мраморные стенки и стараясь не всплывать – тело его действительно было таким легким, что могло лежать на поверхности воды, как тополиный пух. В отличие от брата, Манве любил воду, умел и прекрасно плавать, и поразительно глубоко и надолго нырять. Сейчас теплая вода вытягивала из тела напряжение и усталость и даже успокаивала боль. У Манве ныла поясница, а уж узкая нежная расщелинка между ягодицами до сих пор горела огнем…

Но даже эта боль радовала Манве – он чувствовал себя по-настоящему живым, чувствительным, ему нравилось вспоминать буквально все – и холод железа на пояснице, и больно впивающиеся в бедра пальцы брата, и его горящий взгляд…и собственную покорность всему этому, и кривую усмешку, которой он теперь – вместо слез – встречал боль. Он и в самом деле уже не был прежним плаксой, и давешние слезы вышибла из него просто неожиданность и странность всего происходящего.

Он расстался с водой только тогда, когда она заметно остыла, Эонвэ принес ему пушистую простыню, привычно опустив свои небесно-голубые, не желающие соблазна глаза.

В спальне Манве застал переодевающуюся Варду.

- Ну, где ты пропадал? – спросила она – так, словно он отправился на кухню за яблоком и по дороге загляделся на гобелен на стенке, - Одевайся!

- Зачем? – несколько недовольно спросил Манве.

- Как зачем! Ингвэ нас ждет…

Ах да, вспомнил он, Ингвэ. День совершеннолетия старшего – или какого-то еще – сына…или дочки. Эльфы в Валимаре любили праздники и всегда влегкую выдумывали себе лишний повод повеселиться… впрочем, день совершеннолетия – и впрямь дело серьезное.

- Варда, - спросил Манве, глядя на то, как она расчесывает волосы узким черным гребнем, - А в каком возрасте эльф считается совершеннолетним?

- Думаешь, я знаю? – отозвалась она, - Одевайся же…

Она наконец соизволила оторвать взгляд от собственного отражения в огромном зеркале и – в зеркале же – посмотрела на стоящего за ее спиной мужа, облепленного мокрою простыней. Манве был одного с ней роста, но они все равно на удивление гармонично смотрелись вместе. Лицо у Манве было таким же совершенным и нежным, но  женственным тем не менее не казалось – может, оттого, что лишено было непременной потребности женского лица – желания нравиться. К тому же оно, если приглядываться долго и внимательно, все-таки казалось чуточку неправильным. Рот был побольше, чем нужно, нос – поострее, а уж очень-очень внимательный взгляд (которым не отличались ни Варда, ни остальные Валар) наверняка углядел бы, что левая бровь у Манве на полволоска выше правой – этакий зародыш гримаски сарказма.

- Какой ты у меня лапочка, - слегка улыбнулась она, - Сама себе завидую… Ну ты будешь одеваться или нет? Здесь душно…я выйду, подожду тебя в саду, хорошо?

Манве коротко кивнул.

Одеваться…идти на вечеринку к королю Ингвэ…Он никак не представлял себе, как проведет этот вечер, но теперь уж ему казалось, что как-то представлял…причем по-другому.

Ему стоило раскрыть тяжелую дверцу гардероба, чтоб осознать, что голубой шелк остоедрел ему как таковой. Вообще. Идея ввалиться на эльфью вечеринку прямо так, в мокрой простыне, была забавна, но не настолько, чтоб  воплотить ее в жизнь и убедить всех, что Король Арды тронулся умом.

- Эонвэ, - позвал Манве. Мысленно.

Майа явился незамедлительно.

- Ты к Ингвэ не идешь, а?

- Иду, мой Король.

- Слушай, принеси мне шмотки какие-нибудь, среди которых наличествовали бы штаны. Не хочу я эту хламиду напяливать…

- Как скажешь, мой Король.

Светло-серая рубаха была широка, голубой колет болтался на плечах, темно-синие узкие брюки были длинны – но ведь их один хрен заправлять в сапоги, подумал Манве. И с удовльствием принялся за переодевание, с легкою улыбкой отметив, что Эонвэ, при сем присутствовавший, отвернулся.

- Чего ты? Я же вроде не баба? – весело начал Манве и вдруг осекся, осознав, что стоит к майа почти спиной – а стало быть, тот видит синяки на его пояснице и бедрах…

Манве слегка покраснел – и воспоминания вновь вернулись к нему, кружа голову и изменяя очертания реальности, превращая ее в какой-то шальной карнавальчик, что ли…

В чертоги Ингвэ Манве вошел, отчетливо сознавая, что на лбу у него написано: «А я трахался с Мелькором!»

Эльфы кланялись Королю Арды и с удивлением провожали его глазами – таким странным, с почти темными глазами, покрытыми румянцем щеками, лохматыми волосами (он так  и забыл расчесать мокрую гриву) и в такой одежде они не видели его еще ни разу. Манве же жил и двигался, как персонаж ожившего балаганчика, в котором оборвались все ниточки, и ломкие куклы, которым надлежало бы беспомощно валяться, вдруг обрели какую-то свою противозаконную жизнь, лишающую представление понятного, лежащего на поверхности смысла…как будто их шевелит шальной ветерок.

Манве носило туда-сюда, и даже Варда наблюдала за ним с растущим удивлением. Он завязывал какие-то дурацкие разговоры, вполголоса отпускал шуточки, от которых ближайшие эльфы сгибались пополам и мелодично ржали на весь зал, беззлобно, но едко поддразнивал тех, у кого шея не гнулась от спеси, и шумно поддерживал какого-нибудь краснеющего юнца, только что ляпнувшего глупость…

- И что с ним творится сегодня, я не понимаю? – вполголоса заметила Варда королю Ингвэ, который вечно держал себя как ее кавалер, хотя у него имелись и жена, и дети.

Ингвэ ответил не сразу.

Склонив голову, поросшую буйною золотой гривой, Ингвэ мечтательно пялил свои синие глаза на Манве, чего тот не замечал совершенно. А глаза у короля ваниар были не только убийственно-синие, но еще и неоспоримо-вреднючие и безыскусно-самоуверенные.

- Тебе не нравится его поведение, моя Королева? – наконец соизволил ответить Ингвэ, первый красавец и наглец среди всех эльфов Валинора, - Хочешь, уймется?

Он посмотрел на Варду тяжелым многообещающим взглядом, и она, первая из валиэр, Светлая Элберет, величественно кивнула. Кивнула бы и не столь величественно, но кругом было слишком много внимательных миндалевидных глаз.

Ингвэ стоило только поглядеть на кого-то из менестрелей – и тот уже непочтительно дергал Короля Арды за рукав:

- Мой Король… осчастливь нас…

Как происходило всегда, лютня сама прыгнула в тонкие руки Короля Арды. Тот посмотрел на нее почти с недоумением – и так же вслушался в молчание, внезапно поразившее весь зал.

Манве по локоть закатал рукава – ему мешали налезающие на кисти до самых пальцев манжеты…его тонкие пальцы легли на гриф так ласково, словно то была живая, трепещущая шейка птицы…

…и ничего не последовало. Манве просто нашел взглядом менестреля, отдавшего лютню, подошел к нему и вернул инструмент со словами:

- Не могу. Не буду.

- Вот капризное создание, - прошептала Варда, зная, что шепот ее достигнет острого, как копейный наконечник, уха Ингвэ. Тот промолчал. Он наблюдал за этой парочкой очень давно – и знал, что Манве сделал это не под влиянием каприза. Капризничал он совсем по-другому и всегда в полное свое удовольствие…и все эльфы игру эту знали. И знали, что уломают-таки Манве что-нибудь спеть.

Но только не сегодня. Сегодня его можно было не уломать, а разве что заставить, а заставить мог, похоже, ни кто иной, как сам Илуватар…

Со стороны Ингвэ и Варда казались беседующими на нейтральные темы.

Узкая, унизанная перстнями кисть Королевы давно уже запуталась в тяжелой бахроме, коей была обшита скатерть, и длиннопалая лапа эльфа вскоре пришла ей на выручку. Воссоединившись, их руки тут же принялись за нежное исследование друг дружки – хотя исследовать по большому счету было нечего: обе они были нежными и красивыми, впрочем, кожа на ладони Ингвэ казалась все же несколько грубее – как и положено мужчине, имеющему – хоть иногда – дело с такими грубыми предметами, как рукоять меча. 

Синие, как и у Ингвэ, глаза Варды тут же слегка затуманились – всего лишь случайные предположения о дальнейшем…

Вредные зенки Ингвэ не утратили сосредоточенности ни на миг. Эта была уже его, только улыбнуться…короче, трудов не стоила.

А вот этот…

Ингвэ умел «разводить» прискучившие ему вечеринки так, что никто не чувствовал себя обиженным. Но сегодня он не собирался делать этого…буквально до тех пор, пока укоризненно глянувший на него Эонвэ не унес засыпающую в его обьятьях Варду, а в одном из углов обширного зала не осталась маленькая кучка самых стойких эльфов, столпившихся вокруг источающего обаяние Короля Арды.

Звучно грохнув кубком об стол, Ингвэ разбудил увядших менестрелей и заставил блудную кучку вернуться к столу. И увидел несколько эльфов с горящими глазами, внимающих еле ворочающему языком Королю Арды и провожающих его до лавки, после чего он просто-напросто уронил голову на стол и недвусмысленно засопел.

- Уфф, - сказал Ингвэ, поднимая кубок, - За то, чтоб каждый завтра проснулся счастливым!..

Стойкие эльфы с готовностью выпили. Ингвэ же, на правах высокой персоны, приблизился к Манве и тронул его за лежащий на столе острый локоть:

- А кому-то пора и поспать, мой Король…

- Угу, - доверчиво отозвался Манве, не просыпаясь, и черные ресницы дрогнули.

Ингвэ взглядом указав подданным, что даже мертвецки пьяные царственные особы заслуживают почтения, молча потащил Манве из зала на руках.

Возвращаться он не собирался.

Он знал, что кучке эльфов, оставшихся в зале, хватит одной чаши, чтоб там же и заснуть, а поутру не помнить, когда именно свершилось их падение под стол.

Комнат во дворце Ингвэ было видимо-невидимо, и он твердо знал, что жена его, узнав, что он пьянствует где-то с самим Королем Арды, однозначно подождет до утра.

У Ингвэ был хороший вкус, он не любил лезущую в глаза роскошь, поэтому комната, на которой он остановился, не поражала воображения яркостью и богатством, а цветовая гамма ее не вызывала чувство похмельной тошноты по утрам. Хотя все на случаи а)похмелья, б)внезапного волчьего голода, с)простого сушняка, d) легких физических повреждений здесь имелось

все необходимое,  стоило лишь откинуть хитро притворяющуюся ковриком крышку погребка. Ингвэ, в силу своей буйной и деятельной натуры, не мог смириться со спокойными радостями Валинора и компенсировал недостающее либо бурным сексом, либо дорогостоящими тайными удовольствиями – жил в этой комнатке, помнится, даже темный эльф,  которого грубый, но в общем-то добросердечный Ингвэ отпустил-таки подобру-поздорову, потому что тот явно чах на глазах и  слишком часто повторял имена «Мелькор» и «Гортхаур»…

Ингвэ уложил спящего Короля Арды на широкую постель, предварительно сняв покрывало, и стащил с него одежду – для любого нормального эльфа просто диким было спать в одежде. Манве тут же поежился и свернулся в клубочек. Ингвэ заботливо прикрыл его широким вышитым одеялом.

Эльф не задался вопросом происхождения синяков на пояснице Короля, но вот характерные маленькие кровоподтеки на бедрах сказали ему именно то, что он хотел знать…

Ингвэ тоже разделся и лег рядом с Манве, стараясь пока не прикасаться  к нему, дабы не завестись раньше времени.

Самого его пока николько не клонило ко сну, и следующие пару часов эльф провел, растянувшись на постели, потягивая яблочный сок и любуясь на сонную мордочку Манве.

Ингвэ был очень красивый эльф – и сознающий свою красоту, но истинно прекрасным он, правда, пребывал лишь в те редкие моменты, когда напрочь забывал о ней…

Его волновала, но лишь слегка, царственная Варда. А вот Король Манве, непосредственный и не помнящий о своей внешности, не просто волновал, а заводил, да так, что Ингвэ себя не помнил от счастья, просто таща на руках его бесчувственное тело. Ингвэ был достаточно опытным в вопросах взаимоотношений обоих полов, но ни одна его любовница и ни один любовник еще не тревожили его так, как Король Арды, такой легкий и смелый, такой смешной в одежке не по размеру, такой веселый, то и дело встряхивающий падающими на глаза нерасчесанными, спутанными прядями длинных волос.

Ингвэ нашел себе дело. Он снял со своих длинных пальцев все перстни – и запустил их в спутанную черную гриву, тихонечко разбирая ее на прядки

и стараясь не дергать. Он возился недолго – волосы у Манве были мягкими и послушными – и вскоре осталась одна лишь густо спутанная прядь надо лбом, сейчас откинутая на подушку.

«Проснется, - подумал эльф, - Только дотронуться – проснется».

Он угадал. Веки медленно-медленно, как подъемные мосты, поднялись,  и на Ингвэ уставились голубые глаза, похожие на два кусочка неба, зажатых серыми тучами…

Хитрый эльф продумал способ дальнейших действий, исходя из предпосылки, что Король, нализавшийся до беспамятства, скорей всего, ничего из произошедшего не помнит – и по испуганному и пораженному  взгляду Манве понял, что догадка его верна.

Лицо Манве заливалось краской. Он в шоке пялился на прекрасного обнаженного эльфа, лежащего рядом с ним, и осознавал, что СОВЕРШЕННО не представляет себе, как они с Ингвэ оказались в одной постели и в таком виде. «Я что, вчера приставал к нему?!»

- Как ты себя чувствуешь, мой Король? – заботливо спросил Ингвэ.

- Ужасно, - пробормотал бедный Манве, - Ингвэ! Что случилось? Я… - взгляд его стал жалобным, - Я ничего не помню… Что я вытворял? Почему я здесь?..

- Успокойся, мой Король, - с хорошо наигранным легким удивлением отозвался Ингвэ, - Ничего ужасного не случилось. Просто мы вчера с тобой хорошо выпили…а потом, как я понял, тебе захотелось одарить меня, недостойного, своей любовью… Я не мог устоять – ты так прекрасен, мой Король. Но у нас так ничего и не вышло – вина оказалось слишком много…

- Я отрубился? – лицо у Манве вдруг обморочно побелело, и он криво, горько усмехнулся.

- Ну, собственно, да. Разумеется, я не мог позволить себе к тебе прикоснуться, пока ты спал, - Ингвэ скорбно опустил темно-золотые ресницы, - Если б ты знал, мой Король, чего мне это стоило…Я ведь просто с ума от тебя схожу…

- О, - простонал Манве, откидываясь на подушку и ощущая себя самым грязным, самым похотливым, самым развратным из всех созданий Эру. В его лексиконе не было слова «шлюха» - но если б было, Манве назвал бы себя именно так.

- О  Эру, прости меня, Эру… - прошептал он, чуть не плача.

- Мой Король, - Ингвэ погладил его по волосам, - Ничего ужасного не случилось!

«Вот маленький лицемер, - подумал он про себя, - Знает ведь об этих делах всё – какого хрена ему сейчас изображать раскаяние?»

- Ох, Ингвэ, я ведь просто был пьян… Как свинья… Я и не думал ничего такого…Прости меня, Ингвэ, я…

- Не за что, мой Король. Я счастлив, что ты удостоил меня этой чести. Точней, смею ли я надеяться, что все-таки удостоишь, раз уж так получилось? – низкий голос эльфа, казалось, дрожит от еле сдерживаемого волнения, - Сжалься надо мной…Я так мечтал об этом…я смотрел на тебя всю ночь – и глаз не мог отвести…Я так хочу тебя… Пожалуйста….

Синие глаза, подернутые томной поволокой, смотрели на Манве умоляюще.

- Можно чего-нибудь попить? – растерянно спросил Манве. В горле у него пересохло с похмелья и от ужаса.

Эльф поднялся с постели, чтоб принести ему чашу.

Он был очень, очень красив, почти так же высок и могуч, как Мелькор, но казался более изящным. Золотые волосы, падающие на плечи, тускло светились в полутьме.

- Держи.

Манве приподнялся, опирась на подушку, присосался к чаше с соком. Пил медленно, маленькими глоточками – словно оттягивая то, что должно за всем этим последовать. Медленно отставил чашу.

Ингвэ сел на постель. Орудие у него давно пребывало в стоячем положении и по размеру не уступало Мелькорову. Сильные руки эльфа легонько нажали на плечи Манве, заставляя его снова лечь.

- Позволь мне посмотреть на тебя, мое сокровище, - прошептал эльф, стягивая покрывало и не обращая внимания на то, что щеки Манве снова заалели от стыда, - Ах, какой ты красавчик…- рука Ингвэ гладила его по груди и животу.

- Может, не надо? – спросил вдруг Манве севшим голосом.

- Ну что ты, почему? Тебе будет хорошо со мной…

«Не будет, не будет!Я не хочу этого!» - в отчаянии подумал Манве. Должно быть, это отразилось в его взгляде, потому что эльф вдруг мягко взял его за подбородок и заглянул ему в глаза – ласково и чуть снисходительно даже:

- Ну, что такое? Ты боишься? Не надо. Я знаю, как это делается… тебе будет хорошо, поверь…

Манве хотел было сказать еще что-то, но Ингвэ заткнул ему рот поцелуем, нежным и бархатным. Вроде бы нетребовательным. Ингвэ, казалось, было все равно, что партнер не отвечает на поцелуй. Потом губы эльфа, оставив в покое рот Манве, скользнули ниже, к шее…к груди… Кончик языка дразняще пощекотал соски, провел горячую влажную полосу вниз к животу.

«Да что же это такое!» - Манве попытался приподняться, но руки эльфа нерезким, но очень сильным движением снова припечатали его плечи к постели.

Ингвэ не собирался позволить Манве сбежать.

Его черт-те как заводила почти подростковая хрупкость партнера, его глупый страх и робкие попытки избавиться от всего этого…

Эльф снова принялся целовать шею Манве, а длинные пальцы его нежно обхватили член партнера и начали легонечко его теребить и гладить…

- Нет…- прошептал Манве, ощущая прилив непристойного возбуждения – и жгучего, непереносимого стыда оттого, что его предает собственное тело.

- Ага, ты меня хочешь, лапа, - удовлетворенно пробормотал Ингвэ, - Это замечательно…

«Это отвратительно, - подумал Манве, - ну оставь ты меня в покое…»  Он сознавал, что проклятый эльф сделает с ним все, что захочет, и сопротивляться нет сил… ни физических, ни душевных.

«Что ж, Манве, - сказал Король Арды сам себе, - получай то, что заслужил…»

- Как бы получше тебя поиметь, лапа? – вполголоса поинтересовался Ингвэ, нисколько не подозревая о том, что такие разговорчики повергают его партнера в состояние тихого шока – ведь эльф считал, что у Короля достаточно опыта в этом вопросе…

- Не надо, Ингвэ, - пробормотал Манве, - ну не надо!

Ингвэ расценил эти просьбы как сексуальную игру, которую про себя называл «Отстань, я тебя хочу». Любишь поломаться, лапа, подумал он – значит, тебя заводит грубость партнера… знакомая штучка. И чертовски будоражащая.  

- Ага, лапа, я понял, как буду тебя иметь… Как девчонку. Пробовал так?

- Ингвэ! Ну не надо! Дай мне уйти… ой!

Манве задохнулся от боли и обиды, и тут Ингвэ отвесил ему вторую оплеуху.

- Ты что, сдурел?! – Манве дернулся, вырываясь из объятий эльфа, ему это удалось, он вскочил… но это, как  рассудил Ингвэ, тоже было частью игры. Он встал, крепко взял Короля за плечи и грубо швырнул на постель лицом вверх. Манве был в таком шоке от подобного обращения, что не мог ни слова вымолвить. Руки Ингвэ сильно сжали его тонкие лодыжки.

- А теперь, лапа, ты раздвинешь ножки пошире и положишь их мне на плечи. Если ты этого не сделаешь, я сделаю это сам, а ты получишь по своей хорошенькой мордочке еще раз… Я не люблю, когда меня дразнят слишком долго!

«Ах, вот вот в чем дело, - обреченно подумал Манве, - Он просто не верит мне. Ни на грош не верит. Ему кажется, что я просто пытаюсь его завести еще больше… А чего ему еще ждать от  меня…после вчерашнего-то…»

Манве было уже все равно. Он послушно сделал то, что требовал от него эльф, и Ингвэ всей тяжестью навалился на него и посмотрел ему в лицо:

- Умница, лапа. Надо слушаться. А теперь пора и делом заняться… - и он резким, грубым движением вошел в партнера до конца.

Манве закричал, беспомощно дернулся под эльфом. Боль была просто неимоверная. Ингвэ внимательно посмотрел в его разом побледневшее лицо:

- Что такое?

- Мне больно, Ингвэ, - прошептал Манве, еле дыша под тяжестью здоровенного тела.

- Ничего страшного, потерпи. Тебе следует заниматься этим почаще, - невозмутимо ответил эльф, - Если тебя регулярно драть каждую ночь хотя бы с недельку, все растянется, и ты перестанешь испытывать боль…

- Не продолжай, Ингвэ, пожалуйста, отпусти меня…

- Теперь? Ты просишь невозможного, лапа… - с ухмылкой отозвался эльф, - Мне проще сдохнуть, чем оставить тебя сейчас…и я буду продолжать. Можешь кричать, из этой комнаты никогда ничего не слышно…

«Скотина! Нет уж, постараюсь не доставлять тебе такого удовольствия…»

Манве прикусил губы, чтобы не визжать. Каждое движение Ингвэ пронзало его нестерпимой болью, а поза, которую выбрал для него эльф, не давала ни малейшей возможности сопротивляться. Бедра у Манве сводило жестокой судорогой от тяжести и непривычного, неудобного положения.

Хватило Короля Арды ненадолго, и вскоре он разжал зубы (по подбородку косо побежала струйка крови из прокушенной губы).

- Не надо так, что ты, - пропыхтел Ингвэ, - Кричи, если хочется…

Но боли было слишком много, и у Манве не было сил кричать. Он тихо стонал, морща нос и жмурясь, а пытка все продолжалась… В этой позе член Ингвэ входил очень глубоко, и вскоре измученный Манве с диким удивлением почувствовал, что какое-то малюсенькое местечко внутри него, там, где все пылало от боли, отзывается на жестокие тычки эльфова члена каким-то тоже болезненным, но все равно почти приятным ощущением…да, и ощущение это с каждым тычком усиливается!

После очередного тычка Манве вскрикнул – крошечный кусочек плоти внутри него словно вспыхнул, и это было такое сладко-пронзительное ощущение, что бедняга не смог сдержаться… Ингве хлопнул ресницами,  заглянул в затуманенные голубые глаза – и понял. Замер. И заявил:

- Ага, лапа! Распробовал наконец?!  Хочешь еще?..

- Да… - прошептал Манве, щеки у него опять порозовели, - да…

- Попроси.

- Продолжай, Ингвэ, ну пожалуйста, это так хорошо…

- Проси еще. Мне нравится это слышать.

- Ну Ингвэ, - захныкал Манве, умирая от желания, - Ну не надо меня мучить…Ну продолжай…пожалуйста…

Бедняга чуть не плакал, умоляя эльфа продолжать и не останавливаться больше.

- Бедный лапа…вот что значит, никто никогда тебя не драл как следует, - процедил Ингвэ и сжалился над партнером наконец – снова принялся вколачивать в него, с удовольствием слушая вскрики…

Когда все кончилось, Манве, казалось, был почти в беспамятстве. Он вытянулся на постели и едва дышал, глаза у него были полуприкрыты. Эльф сидел рядом и смотрел на него. А потом похлопал по щеке:

- Ты живой, лапа?

- Вроде… - еле слышно ответил Вала. Каждая его клеточка, казалось, жаждала только отдыха. Даже язык почти не ворочался. Манве с трудом облизал пересохшие губы.

Зря он это сделал. Слабое это движение вдруг показалось эльфу чрезвычайно соблазнительным.

Ингвэ склонялся к мысли, что ему, кажется, мало… а Манве выглядел заезженным до полусмерти. Ингвэ с сомнением смотрел в полуобморочную мордашку…и вдруг его осенило: да ведь это чудо – Вала! Не эльф какой-нибудь! Ничего ему не сделается!

Манве издал придушенный писк, когда сильные руки подняли его с постели и швырнули на пол лицом вниз. Он не хотел снова этой тяжести, этой боли…даже этого удовольствия не хотел. Ему, в отличие от Ингвэ, хватило с лихвой. Но сопротивляться Манве, конечно же, не мог – он действительно был на грани обморока…

- Неееет….

- Не скули. Я хочу еще.

- Ингвэ…

- Цыц.

И все повторилось – но уже не так… В этот раз Манве не чувствовал ничего, кроме боли.

Когда эльф наконец слез с него, Манве попытался приподняться. В голове у него шумело, он чувствовал боль всем теле. Ингвэ помог ему подняться и усадил на край постели.

Манве начал одеваться, двигаясь как вареный и стараясь не смотреть на самодовольную рожу эльфа. Ему было обидно до слез, но совсем на потому, что во второй раз все было не так, как в первый, а потому, что этот второй раз вообще имел место быть безо всякого его на то согласия. Ингвэ обращался с ним так, словно Манве был неодушевленным предметом для удовлетворения сексуальных желаний.

- Ты придешь ко мне еще, лапа? – поинтересовался эльф, глядя, как Манве непослушными пальцами пытается застегнуть пуговицу на рубахе.

- Никогда, - полушепотом ответил маленький Вала.

- Почему? Мне показалось, что я тебя отодрал по высшему классу, нет?

- А мне до сих пор кажется, что я совершил самую большую ошибку в своей жизни, не дав тебе в рыло в самом начале, - простодушно отозвался тот. Ингвэ пораженно уставился в усталые голубые глазищи:

- Ах ты поросенок!!!

- Поросенок – ты, а я Король Арды, - спокойно напомнил Манве, - Повежливее, пожалуйста.

- Ах да, - Ингвэ зло сощурил синие глаза, - Извини, мой повелитель. Позабыл, что член тебе был нужен не простой, а золотой… соответственно дырке…

- У тебя он как раз золотой, - тут же отозвался мягкий голос, - А вот дырка у меня – алмазная. Так что… опыт не удался. Прощай, Ингвэ. Не поминай лихом…

 

Короля Арды заметно пошатывало, когда он шел домой. Вокруг глаз у него зачернели круги. Добравшись наконец до своих покоев, он отмахнулся от Варды, устремившей на него вопрошающий взор, и убрел в одну из дальних комнатушек, где не было ничего, кроме камина, искалеченного кресла и пушистого ковра. Запер дверь на ключ. А потом калачиком свернулся на ковре и долго-долго плакал… 

Грязная тварь, как после всего этого ты посмотришь в глаза Мелькору, которому признавался в любви?

 

Часть II. Намо

Отпиши-ка мне, милашка,                      
От тебя я писем жду.                               
Отпиши мне поскорее                            
В Бирмингемскую тюрьму…                 

(Американский тюремный фолк.)

Тюремщик же, видя покорность, размягчается, немножко сдает – и начинается чудовищный    союз…                                                                     (М.Цветаева)

 

Мелькор сходил с ума от недоумения и беспокойства. Манве вот уже месяц не показывался в чертогах Мандоса.

- Ну, может, у него дела, - успокаивающе шептал ему по ночам Гортхаур, - Потерпи, Тано, он обязательно придет…Ведь он любит тебя, он сам так сказал…

- Короткая у него любовь, - ворчливо отвечал Крылатый, всегда пребывавший теперь в угрюмом настроении. Его бесило буквально всё – и особенно те ни к чему не ведущие ласки, которыми они обменивались с Гором.

Стоило Мелькору закрыть глаза – и он видел перед собой улыбающуюся мордашку с голубыми глазищами, полными любви… Как хорошо им было вместе! От невозможности видеть, ласкать, целовать любимое существо Мелькор просто дурел. Голова у него постоянно была тяжелая, плоть словно все время тихонько ныла, чувствовал он себя так погано, как никогда в жизни.

- Что это ты вроде как поскучнел, Мелькор? – с легким сочувствием поинтересовался Намо, с удивлением наблюдавший за очередной метаморфозой своего узника.

- Любви не хватает, - мрачно огрызнулся тот, - Это все ненормальная сексуальность, неясно, что ли? Это тебе ничего не нужно, Владыка Мертвых. Ты сам как мертвец… у тебя в портках-то хоть есть чего-нибудь?

- Есть. Да не про твою честь, - спокойно откликнулся Намо.

- Ах, как жаль, - ухмыльнулся Мелькор, - А я-то в первые дни воображал, что мне, неотразимому, от тебя покоя не будет… Каждую ночь будешь шляться сюда и, пользуясь моим беспомощным положением, раскладывать меня на полу и шпарить во все дырки…

- А тебе этого хотелось? – Намо иронично приподнял свою красивую черную бровь (он давно уже разучился краснеть и беситься от Мелькоровых дразнилок и подначек).

- Хм, - Мелькор поднял тусклые серые глаза и внимательно, словно в первый раз, оглядел стройную фигуру Намо, его длинные пепельные волосы и черные, как сажа, глаза на бледном лице с тонкими, аскетично застывшими чертами.

- А ты ничего, Намо. Я б тебе дал разок…из любопытства. Позарез узнать хочу – мужик ты или притворяешься…Ой, ё! Пшел вон, Гор!

- Даже мышь твоя понимает, что ты чушь городишь, - усмехнулся Намо, - Смени тему.

- Что-то Манвик давно не появлялся… да?

- Соскучился по его нотациям? – удивленно спросил Намо.

- Нет, по его заднице. Ты что же, дурачок несчастный, думаешь, что он сюда ходил мне мораль читать? (ГОР!!! Еще раз цапнешь – получишь!) Думаешь, он для этого БЕЗ ТЕБЯ ко мне приходил?! – прошипел Мелькор, и его глаза метнули в Намо такую молнию, что тот опешил.

- Х-хватит, Мелькор, прекрати! Ты лжец!

- Я не лжец. Это ты – дурак, - спокойно отозвался Крылатый, - Ты вообще любил когда-нибудь? Ты Вайре-то любишь?..

- Безусловно, - отозвался Намо, пытаясь сохранить остатки достоинства, - Но не намерен обсуждать с тобой эту тему. До завтра.

 

Владыка Мертвых потрясающе владел собой для существа, которому только что доказали, что черное – это белое, а дважды два – даже не пять, а восемь.

Да, Намо назвал Мелькора лжецом – но по глазам его понял: это не ложь. Память услужливо подкинула несколько незначительных, но теперь ставших важными деталей – алые щеки Короля Арды…его шальные, странно блестящие глаза… болтающаяся на груди пряжка голубого плаща…сиреневый запах… О Эру!

Намо был в шоке.

Мелькор напрасно обвинял его в отсутствии плотских интересов: Намо нежно любил свою Вайре и, конечно, спал с ней, к их обоюдному удовольствию. Но представить себе любовь двух мужчин – пусть даже один из них больше походил на подростка – Намо не мог. Точней, не хотел и представлять. Как-то жутко все это было.

А они ведь еще и братья, подумал он с нарастающим ужасом. И тут же попытался вообразить себя, страстно целующегося с Ирмо. Вздрогнул. Икнул.

Мелькор, похоже, просто сумасшедший.

И Манве тоже, так, что ли?

Нет…

Намо относился к Королю Арды с глубочайшим уважением. Более того – любил его. Манве нельзя было не любить – таким уж он удался Творцу. И теперь Намо недоумевал, как такое – эта дикая, неправильная любовь -  могло случиться с этим существом…Манве был такой умница, такой благородный…воплощенная доброта… Может быть, в этой доброте и дело? Может, он и не любит своего непутевого брата, а просто жалеет его и потому щадит его чувства? 

Нет, тут же подумал Намо, Мелькор раскусил бы его и не принял бы от него подачки. Не та натура. 

Ох, как все это сложно…и как необычно…

 

Все шло как обычно – Мелькор целовал Гортхаура, тот сладко жмурился…и вдруг почувствовал, как губы Учителя внезапно исказились в злой усмешке. А скованные руки ни с того ни с сего оттолкнули ученика, да так, что тот отлетел к стене, больно треснувшись об нее.

- Тано?.. – на Мелькора смотрели огромные испуганные глаза.

- Мне надоели эти обжимашечки, Гор, - зло процедил Крылатый, - Хочешь быть со мной – снимай портки, ложись и дай мне вставить тебе как следует! Понял?

Гор потрясенно приоткрыл рот, и глаза его налились слезами.

- Не надо…Ты же…я…раньше…

- Я вовсе не обещал, что никогда не сделаю этого с тобой, - усмехался Мелькор, - Давай, давай, докажи мне, что ты действительно меня любишь!

- А ты этого не видишь? – тихо спросил Гор.

- Нет.

- Что ж, - Гор выпрямился и пожал плечами, - Не видишь – значит не видишь. Но этого я не сделаю.

- Что-оо?! – Мелькор поднялся, и Гор в ужасе вжался в стену. Впервые в жизни он посмел ослушаться Учителя и знал, чувствовал, что наказание последует незамедлительно. Руки Крылатого были скованы, да, но это ничего не значило.

- Ах ты маленькая нахальная дрянь, - процедил Крылатый, глядя Гору в глаза. А потом, подняв скованные руки, сжал кулак и сильно, страшно ударил ученика по лицу.

Гор упал, и медно-солоноватый вкус наполнил его рот до самой глотки. Он сжался в комочек, спрятав уязвимые места и прикрыв руками голову, потому что подумал, что его будут бить еще и еще. Слезы хлынули двумя маленькими водопадами – Гору было очень, очень больно, обидно и страшно. Учитель не впервые поднял на него руку, но раньше…раньше такого не было – Мелькор мог дать ему подзатыльника или шлепнуть по заду…но по-настоящему Гора ни Мелькор, ни кто еще никогда не бил, и он не знал, какое отвратное, тошнотворное чувство страха и унижения испытываешь, когда тебя бьют действительно сильно…даже в качестве наказания.

Но дальнейших ударов не последовало.

А лучше б и последовали, подумал Гор в следующий момент после того, как услышал:

- Убирайся. Отсюда. Вон. Ты. Мне. Не. Ученик.

- Тано, - пролепетал Гор, отплевываясь кровью, плача и задыхаясь, - Лучше побей… бей сколько хочешь, я виноват…только не это…

- Вон, я сказал.

Выбитому из колеи Гору долго не удавалось перевоплотиться в мышь. Мелькор не смотрел в его сторону. Ни разу не взглянул.

 

Он просидел до утра, словно окаменевший, а потом…с глухим рычанием ударил кулаком по каменной стене, в кровь разбив костяшки пальцев.

 

- День добрый, Мелькор.

Крылатый не ответил на приветствие и вообще никак не показал, что слышал его. Он сидел на голом полу, откинувшись на стену и сложив скованные руки на коленях. Глаза у него были остекленевшие, совершенно пустые, словно у мертвого. Намо забеспокоился: такого с его заключенным еще не бывало.

- Мелькор?..Ты меня слышишь, нет?

Крылатый молчал.

Мышонка с ним не было.

- Мелькор, а где мышка?..

Молчание.

Намо решительно отпер решетку и вошел. Склонился над Мелькором, стараясь заглянуть в глаза:

- Ну, что с тобой такое?.. Что случилось-то?.. Плохо себя чувствуешь? Ну скажи же хоть что-нибудь, Мелькор!

Серые глаза с трудом сфокусировались на встревоженном лице Намо.

- Уходи, милый. Все хорошо, - тихим, надтреснутым, не своим голосом произнес наконец Крылатый, и Намо всерьез обеспокоился – не тронулся ли узник часом. Этот голос…да и обращение…он был для Мелькора – обычно – Намо, в припадках злости – «некрофил», «тварь», «сладенький» и «Вала холерный», но «милым» не бывал еще никогда.

- Эй, - Намо щелкнул длинными пальцами перед носом Мелькора, - Тебя как звать?

- Меня?..

- Да, да.

- Франц-Фердинанд. Где мои абреки и мои кунаки? Все на форум…В очередь, сукины дети, в очередь! С дороги – скоро гроба подорожают... Была ли у вашей собаки чумка?...

- О Эру, - пробормотал Намо, - Только этого нам не хватало… Мелькор!! Ну не придуривайся же ты!

Намо уже предчувствовал, как Манве, глядя на него ледяными глазами, обвинит его в том, что именно он свел несчастного с ума жестоким и безжалостным обращением… Но…ведь Валар не сходят с ума? Да, но Мелькор – нетипичный экземпляр, Намо всегда подозревал, что он слегка с приветом, одна эта его сексуальная озабоченность чего стоила…Намо что бы только ни отдал, чтоб Мелькор снова начал орать свои похабные частушки…но только не этот безумный взгляд. И куда он подевал эту проклятую мышь?! Удавил наконец, что ли? А может, съел?! С него, придурочного, станется!..

- Мелькор, в последний раз тебя прошу: хватит дурака валять!!

- А как ноченька пришла, овес вылез из мешка… Хороша была эльфийка, краше не было в селе… А в Средиземье дуб зеленый, и днем и ночью кот ученый. Белеет парус одинокий…

Намо положил ладонь на лоб Крылатого – может, лихорадка? Бред?

- Убери лапу, Сулимо твою налево, чтоб те всю жизнь Ниэнну трахать, - отчетливо произнес Мелькор.

Вот это было уже больше похоже на проблеск разума.

- Ты что творишь, а? – Намо возвел очи к потолку, - Ну зачем? Ну что тебе этот балаган…

- Я мошка, я букашка…меня ветром унесет… Я недавно в мире, я только лица вижу… Я чайка, я чайка!!!

- Осел ты! - с чувством произнес Намо и получил в ответ:

- Осел – добрый и полезный человек. 

- Мелькор, - Намо был сама серьезность, - Не прекратишь комедию ломать – позову Ирмо. Пусть он с тобой возится. Безумцы – не моя специальность, в конце концов…

Намо поднялся наверх, долго и раздраженно мерил шагами коридоры и мучительно размышлял. Любой из его майар, попавшийся ему на дороге, незамедлительно шарахался в сторону.

Ирмо, не Ирмо – это дело десятое. И решать, что делать с этим чучелом, будет не он, Намо. Если, конечно, он не хочет, чтоб Манве показал ему, кто в Арде хозяин…

Нет, лучше подождать. Если он притворяется – то эта игра ему скоро наскучит. А если нет…несколько дней все равно ничего не изменят.

Надо будет еще раз заглянуть к нему. Попозже.

 

К вечеру Намо почти успокоился – они с Вайре выпили легкого вина, которое очень любили, и Намо сидел, глядя на жену светящимися глазами.

Вайре улыбнулась, не разжимая губ – именно так, как он любил. Он потянулся к ней, и она с тихим смехом позволила ему взять ее на руки и отнести на постель…

Через полчаса Намо сидел на краю постели, сжав ладонями виски.

- Ну что ты, - прошептала Вайре ему в спину, - Ничего страшного…Так бывает…Ты, наверное, перенервничал… Мне ведь и так с тобой хорошо, родной.

- Да, - коротко отозвался Намо.

Он поднялся и принялся одеваться. Он ну никак не мог сейчас остаться с ней…лежать рядом…и ощущать, что ничего не может. Такое случалось с ним раза два за всю его долгую жизнь – и оба раза он уходил, чтоб пережить разочарование в одиночестве. Так уж он был устроен.

Да, кстати, пойти проведать этого придурка…

 

Он медленно отпирал решетки, удивляясь тому, что Мелькор, который наверняка слышал шаги и лязг ключей, еще никак не отреагировал на его необычное ночное вторжение. Впрочем, он мог и спать…или все так же сидеть у стены, глядя в пространство пустым сумасшедшим взором…

Внезапно Намо остановился на лестнице и привалился спиной к стене. С ним творилось что-то странное – вдруг накатила слабость, лоб заблестел от пота, зрачки начали уплывать под веки. Его словно сунули на миг в какой-то страшный, холодный, темный мешок абсолютной пустоты…

В воздухе было безумие.

Тюремный воздух, застоявшаяся, забродившая смесь –прелая солома, кислая похлебка, камни – мертвые камни, которых не нагревает солнце, не мочит ливень, не обдувает ветер…тихое дыхание – здесь и дышать не хочется.

Намо впервые почувствовал, что это значит – быть здесь, сидеть здесь дни и месяцы, погребенным заживо. И не иметь возможности просто прекратить дышать – не вдыхать этот гнилой воздух и всё, заснуть навсегда…у Мелькора  и этого не получится, он бессмертен…

- Эру, - прошептал Намо, - Так если он действительно сошел с ума – это же прекрасно, Эру… Он больше не страдает здесь. Но… 

Нужно было сделать еще несколько шагов, и он увидит Мелькора.

И эти несколько шагов стали самым ужасным отрезком пути, пройденным Намо в длинной его жизни.

Увидеть Крылатого – сумасшедшим… О, нет. Нет. Да, он мерзавец, и наказание справедливо, но…

Намо сам не понимал, почему он так жалеет об этих нахальных серых глазах, в которых никогда больше не засияют бесшабашные оранжевые огоньки…и наглый хрипловатый голос больше никогда не крикнет ему: «Я еще жив, Намо-некрофил, слышишь?»

Намо перевел дух и двинулся вперед.

 

То, что он увидел, заставило его замереть с полуоткрытым ртом.

Мелькор не заметил его приближения потому, что был занят.

Он и раньше занимался тут мастурбацией, но большей частью напоказ, дабы шокировать своего тюремщика. Не всерьез это было – так, достанет свою дубинку из штанов и давай трясти ее, как грушу – показывая при этом Намо язык, часто дыша и кося глазами…

Сейчас он лежал навзничь, запрокинув голову, глаза его были закрыты, а на губах плавала неопределенная блаженная улыбка. А длинные его пальцы касались торчащего «инструмента» так бережно и нежно, словно на играли на хрупкой флейте… тело тихонечко содрогалось в такт неслышимой этой музыке удовольствия…

Скажи кто Намо раньше, что занятие, сухо именуемое мастурбацией и грубо – дрочкой может так зачаровать стороннего зрителя, он только смущенно улыбнулся бы в ответ…а сейчас глаз не мог оторвать от торчащей плоти Мелькора и его запрокинутого счастливого лица. Губы Крылатого неслышно шептали что-то. Имя? Слова любви? 

Намо не чувствовал ни смущения, ни отвращения…у него не было даже деликатного позыва тихо повернуться и уйти, оставив Мелькора наедине с его призрачным счастьем. Намо просто не мог оторваться от этого зрелища, от которого веяло такой беззащитной нежностью…

Пальцы Крылатого замерли вдруг, и он медленно повернул голову. Глаза его, похожие на умирающих светлячков, встретились с расширенными глазами соглядатая, и Мелькор не вспылил, даже не дернулся – он продолжал неопределенно и ласково улыбаться, и красивое худое лицо его было добрым, действительно добрым, став от этого почти мальчишеским.

- Доброй ночи, Намо, - тихо-тихо произнес он, низкий его голос отдался во всем существе Намо, как далекий громовой раскат.

- Доброй ночи, - отозвался Владыка Мертвых, с трудом шевеля пересохшими губами.

Теперь он действительно не знал, что делает здесь. Более того, он не мог отвести глаз – тлеющий теплый взор Мелькора держал его словно под гипнозом.

- Почему ты не входишь, Намо?

- А зачем? – с трудом ответил Намо. Смысл вопроса дошел до него не сразу.

- Я хочу сделать тебе подарок…за то, что ты в последнее время так добр ко мне…ты примешь подарок – от меня? Забыв на минуточку, кто я? Или у тебя не хватит смелости, Намо?

- Хватит, - сказал Намо, сам не понимая, что говорит.

- Войди.

Намо отпер решетку, понимая, что никуда он не уходил – спит рядом с Вайре и видит сон, только и всего. Вот и ключ скользнул как по маслу…а всегда проворачивался еле-еле… Сон, ей- Эру, сон…разве мог бы Мелькор – да еще обезумевший – наяву предлагать ему подарок? И какой – что у него есть-то, здесь, в этой темнице? Трупик мыши? Деревянная ложка?

Фонарь под глаз – вот это-то он точно может предложить…

Намо вошел – неверными шагами – и остановился, прикрыв за собой решетчатую дверь.

Мелькор поднялся , поддернул и с трудом (у него ведь стояло) застегнул спозающие штаны. Спокойно двинулся к Намо. Тот молча ждал. Бояться Мелькора он не боялся и наяву.

Мелькор подошел вплотную – он был чуть выше Намо – и заглянул в черные спящие глаза:

- Пообещай мне, Намо, что не будешь мешать. С самого начала, я имею в виду.

- Обещаю, - легко отозвался Владыка Мертвых.

Сон был интересный, просто очень. И Мелькор был не такой, как наяву – ну совсем не такой! Кто бы мог предположить, что он может улыбаться так мягко и смотреть так беззащитно?..

И тут Крылатый опустился перед Намо на колени, и пальцы его принялись возиться с пряжкой ремня на брюках Владыки мертвых. Легко расстегнули, взялись за пуговицы…

- Что ты делаешь, Мелькор? – слабым голосом поинтересовался Намо.

- То, что я хочу подарить тебе, тюремщик обычно берет у жертвы сам, - с ласковой усмешкой откликнулся Мелькор, - Но ты – не сможешь. Ты добр, Намо, ты нежное мягкое существо. Поэтому я подарю это тебе, мне не жалко. У меня еще много…

- Много чего? – голос Намо дрогнул.

- Любви, - коротко ответил Мелькор и приник губами к его естеству.

Сгорая от страха и стыда, Намо хотел отшатнуться, но только стукнулся спиной о решетку. Хотел оттолкнуть голову Мелькора, но тот укоризненно, еле слышно прошептал:

- Ты обещал…

Намо бессильно уронил руки и вцепился пальцами в решетку. Сон был ужасно, неправдоподобно реален – в мелких деталях – холод решетки, стыдное, щекотное ощущение спозающих штанов…

Тут Мелькор снова поцеловал его туда, и Намо задохнулся. У него все плыло перед глазами, по телу разливалась приятное тепло. Он подумал, что же будет, если…

Мелькор взял его член в рот.

Через пару минут Намо уже дрожал, как проклятый, стиснутая решетка резала пальцы, с тонких губ сами собой рвались короткие стоны, черные глаза закрылись, ресницы трепетали, строгое тонкое лицо исказилось, словно под пыткой. Намо и наяву никогда не испытывал такого -  его словно швырнули в горячий бездонный бассейн со сладкой пьянящей водой…

Тут Мелькор остановился и, не поднимаясь с колен, поглядел на Намо с улыбкой:

- Я даже братику еще так не делал. Тебе хорошо?..

Намо только невнятно что-то промычал. Он чувствовал, что того гляди развоплотится, если Мелькор не будет продолжать… И это он-то, чуть не плачущий оттого, что в кои-то веки не встало на жену…

- Мелькор, - голосом умирающего под пыткой прошептал Намо, - Еще…

- Намо. Посмотри на меня.

Он с трудом разлепил сладко сомкнутые, словно сахарною пудрой к щекам приклеившиеся ресницы и посмотрел вниз – на исхудавшее, резкое, ласково улыбающееся ему лицо с прежними сверкающими глазами и красивым чувственным ртом, который был – в точности как у Манве – чуть больше, чем нужно, чем и придавал лицу неповторимость…

- Намо. Хочешь меня?

- Ээ? – жалобно квакнул Владыка Мертвых, очень смутно понимая, о чем идет речь, но уже зная, что единственным правильным ответом будет «да».

- Ну, - терпеливо разьяснил Мелькор, все так же мягко улыбаясь, - хочешь быть со мной? Заниматься любовью? Я же сказал – я подарю тебе эту возможность…Итак?

-  Да, - пролепетал Намо, алея, словно роза, и боясь всего – теней на стене, Эру, Мелькора, себя самого… Он вообще плохо соображал – пламенеющее от желания естество его как-то не способствовало стройному мыслительному процессу.

Мелькор поднялся с колен и – Намо не успел отстраниться – нежно поцеловал его в губы.

- Ну так что? – деловито, со смешком в глазах спросил он, - штаны снимать?

Намо склонил голову, пряча пылающее лицо и дурные глаза за завесой пепельных волос. Из-под этой завесы он искоса наблюдал, как Мелькор, звеня цепями, расстегивает портки.

- Мелькор…я не умею…не знаю, как…

- У меня это тоже в первый раз, - осадил его Крылатый мурлыкающим голосом, - В смысле, я это делал, а вот со мной – никто и никогда…Ты будешь первый, Намо…

Он успел уже расстегнуть штаны, и они сползли до колен. Рубашку расстегнул тоже. Намо против воли опустил глаза, чтоб поглядеть на этот втянутый живот под выступающими ребрами, и на то, что ниже живота…от пупка до промежности золотилась дорожка волос, а ниже…Ниже все было в порядке. Стояло как приговоренное.

Мелькор с сомнением поглядел на солому и пол, а потом – на чистую одежку Намо.

- Грязно здесь, - произнес он, - Ну, ничего. Сделаем так.

Он доверчиво глянул в лицо обалдевшему Намо, подошел к решетке, нагнулся и схватился руками за металлические прутья. Пригнул голову – светлые лохмы закрыли лицо.

- Ну, Намо, давай же… Учти – я не имею привычки подставлять свою драгоценную задницу каждому встречному-поперечному…

 

Первое движение было осторожным, но таким неловким, что Мелькор невольно дернулся и охнул. Теперь он понимал чувства Манве. «Ох, и горячо же придется, когда он разойдется вовсю…» - подумал он…и подбодрил Намо:

- Давай, давай, красавчик… Не бойся, сделай меня как следует!

Намо последовал совету столь буквально, что через полминуты Мелькор уже задыхался от боли и новых, пока еще не приятных ощущений, судорожно вцепившись в решетку…Было очень больно, но Мелькор не издавал ни звука. Он сам не понимал, зачем ему все это…это добровольное унижение, эта боль, это пепельноволосое создание, нисколько не похожее ни на Манве, ни на Гора…

Намо кусал губы. То, что он испытывал, нельзя было передать словом «приятно» - все равно что назвать смертельную рану легкой царапиной… Не помня себя, Намо схватил Мелькора за бедра и резко дернул на себя, входя в него так глубоко, как это было только возможно. Мелькор коротко заорал – ему показалось, что теперь пылает все его нутро – и сунулся вперед, но руки Намо снова рванули его назад, и снова, и снова… И тут-то, когда Мелькору уже казалось, что он прямо сейчас, невзирая на бессмертие, помрет самой дикой из смертей, он наконец расслабился. Невольно. Колени у него подгибались.

- Намо, дай передохнуть… - прошептал Крылатый, - Позволь, я на колени встану…ноги не держат…

Слова его не сразу дошли до Намо, и он успел сделать еще несколько резких движений – и тут Мелькор, уже готовый мешком рухнуть на пол, вдруг ощутил нечто странное внутри. Боль не ушла…она была как горький, заваренный крутым кипятком напиток…и тут в напиток этот словно плюхнули здоровенную ложку сахара, который тут же начал таять…

Вкус был пока почти прежний – сахар следовало размешать. Как можно быстрей.

- Еще, Намо!! – провыл Мелькор дурным голосом. Его тело уже не сжималось, не протестовало, а Намо не заставил себя упрашивать…точней, опять не сразу расслышал… В ушах Намо звенела кровь, глаза застилала сумасшедшая оранжевая пелена с веселенькими алыми искорками…но он увидел – все же увидел – что напряженная спина Мелькора вдруг начала прогибаться… Да и задница уже не старалась сдернуться с члена – наоборот, теперь Мелькор всем телом подавался навстречу резким движениям партнера…

В последний момент Намо, откинув голову так, что в шее хрустнуло, закричал – его по макушку словно залило кипящей лавой нестерпимого, невыносимого блаженства.

Семя обожгло, но Мелькору уже не было до этого дела…руки Намо разжались, и Крылатый с хриплым воплем рухнул на колени, обхватив руками  разлохмаченную светлую башку, и долго-долго оставался в этой позе. Намо тоже опустился на пол рядом с ним, дыша со всхлипами. По его лицу градом струился пот, пепельные пряди липли ко лбу и лезли в глаза, полуприкрытые густыми ресницами. Лицо, утратившее свое вечное меланхолическое выражение, было неузнаваемо. Страсть словно в насмешку перекроила аскетические черты на свой вкус,  и получилось нечто карикатурно-противоположное: черные брови, застывшие в непривычном изломе, томный взор, трепещущие тонкие ноздри, приподнятые в неопределенной ухмылке уголки нервного рта делали лицо Намо похожим на рожицу сумеречного эльфа.

Мелькор пришел в себя первым – и с улыбочкой воззрился на того, кого не так давно обзывал ходячим трупом:

- Надо же, любовь тебя так красит, Намо, аж смотреть противно…Вылитый авари, который только что славно потрахался…Давай-ка на солому, жестко тут… Дай хоть тебя приласкать как следует, а то все как-то поспешно вышло…

Намо не сопротивлялся. Ему не было стыдно. Он был уверен, что видит сон. Он без единого слова позволил Мелькору стащить с него часть одежды. Мелькор умело гладил его и целовал так долго и сладко, что у Намо снова встало. Заметив это, Крылатый без всяких улегся на живот, но в этот раз разомлевший Намо действовал осторожно и нежно, словно был с Вайре. Получилось еще лучше. А потом они, обнявшись, заснули, и последнее, что помнил Намо, был горьковатый полынный запах волос Крылатого.

 

На свете и поныне мало портретов Намо. И нет ни одного, где он похож на филина, страдающего поносом. Именно таким – во всяком случае, взгляд у него был такой – Намо выглядел, проснувшись полуобнаженным в обьятиях  Мелькора на следующее утро.

То, что случившееся было не сном, Намо осознал почти сразу.

- Как… - пробормотал Намо, - что…э…

- А ты как думаешь? – хриплым спросонок голосом поинтересовался Мелькор.

- Это…это было…

- Это было, Намо. Полегче ты, а то зенки на стене будешь искать… вытаращился-то! – с Мелькора слетели последние лепестки сна.

- Что это всё…

- То и значит. Ты приперся ко мне среди ночи и всю ночь шпарил меня так, что любо-дорого повторить…

- Я те повторю, - обалдевший Намо, красный как морозный закат, смотрел на Мелькора с какою-то детской обидой.

- Растаял, дружок, ну наконец-то… - буркнул Крылатый, - Ну в точности как Манвик, ей-Эру! Когда вы только научитесь вести себя как живые?..

 

Вайре так и не поняла, почему ее супруг, который бродил где-то всю ночь и вернулся лишь под утро – бледный, осунувшийся, с кругами под глазами – вдруг молча упал перед ней на колени, смотрел на нее пустыми глазами, и по щекам его ползли слезы…

- Намо! Что с тобой, родной? Встань…

Она запустила тонкие нежные пальцы в пепельный шелк его волос, и он ткнулся головой ей в колени. Плечи его вздрагивали.

Вайре была первой и последней, кто увидел Владыку Мертвых – Вала Намо – плачущим.

Плакал он совершенно беззвучно.  Не умел по-другому.

С того момента он почти не смотрел ей в глаза, и глаза его больше не светились.

Он запирался в какой-нибудь комнате и часами стоял на коленях, пытаясь вымолить у Эру прощение…или кару…ну хоть что-нибудь. Но Эру молчал, глухо, как Тулкас, которому задали слишком умный вопрос. Так проходили дни. А ночами Намо старался не спать. Раньше это не составляло ему труда, а теперь – голова тяжелела и клонилась, сознание уплывало…а во сне он неизменно видел веселый взгляд серых глаз с золотою искоркой…Намо просыпался, стирал со лба холодный пот и брел по длинным коридорам. Левая его рука сжимала связку ключей от многочисленных решеток на пути вниз, в каменный колодец, а правая почему-то прикрывала лицо, словно Владыка Мертвых опасался, что Эру вдруг вырастет на его пути и даст ему крепкую отрезвляющую оплеуху.

Мелькор теперь, заслышав легкие шаги, всегда учтиво вставал.

Он ласково гладил пепельные волосы, нежно целовал бледное, порой залитое слезами лицо, спокойно смотрел в темные безумные глаза.

Иногда Мелькор и Намо разговаривали – так, словно были давними друзьями. Намо это смущало, и хорошие разговоры у них случались только после секса.

- Мелькор…зачем ты в тот раз притворялся чокнутым, а?..

- Не так уж и притворялся, Намо…Я по глупости потерял второе любимое существо… И действительно с глузду съехал, когда понял, что натворил. Мне нужна любовь, понимаешь? Так уж я устроен. Манве бросил меня…а второе создание я потерял..

- Это мышку, что ли?..

- Знал бы ты, что это за мышка… И тут появился ты – ночью, ни с того ни сего.

- Я пришел, потому что хотел удостовериться, безумен ли ты на самом деле, - горько сказал Намо, - И удостоверился в этом. А также в том, что безумие заразно.

- Ты жалеешь о том, что меж нами случилось? – с интересом спросил Мелькор.

- Это ужасно. Это…этого не должно быть!

- Ты презираешь себя?

- Да.

- И Манве?..

Намо осекся. Нет, если честно, даже узнав обо всем, он продолжал испытывать к Манве прежние чувства. Уважение. Любовь. Хотя успел уже на своей шкуре прочувствовать, что  вытворял здесь Король Арды.

- Нет, - пробормотал он, - Ведь это Манве… К нему грязь не липнет…

- А к тебе – липнет?.. Ты немного разочаровал меня, Намо.

- В смысле?

- В смысле того, что ты не понимаешь самых простых вещей. В любви нет ничего грязного, кроме того, что мы сами делаем грязным – своим невежеством...То, что мы делаем с тобою – кому от этого плохо, а? Кому?!

- Вайре, - тихо ответил Намо.

- Ты с ней больше не спишь?

- Почему же. Нет, просто она видит, что со мною творится…

- Ну так прекращай думать о глупостях, всем будет проще. Тебе с Вайре, во всяком случае, проще, чем Манве с Вардой. Там – со мной ли, без меня ли – ничего не получится. Никогда. А я ведь сам когда-то был влюблен в нее…идиот…

- Почему не получится?

- Намо! Ты просто представь себе их – такими, какими их знаешь…И все будет понятно.

Намо послушно представил.

Варда. Светлая Элберет, как зовут ее эльфы. Златовласое, синеглазое совершенство. Увидишь – и хочется протереть глаза: не сон ли? Не ходит – парит. Не смотрит – берет твою душу и рассматривает на холеной ладошке. Не говорит – вещает. Не слушать – невозможно, слышишь – готов. Наповал. Была бы хоть дурой – нет, такого послабления тебе не будет. Королева, первая из Валиэр, мудра и не произнесет ни одного необдуманного слова. В нее можно влюбиться – да, влюбиться – но желать нельзя.  Желание необдуманно, не считано – не взвешено – не поделено…

Манве. В комплекте с Вардой – да, красивая пара…хотя… не мешало бы Манве быть повыше ростом и иметь более внушительную наружность. Намо привык воспринимать телесный облик каждого из Валар как данность – дар Эру. Но если попристальней посмотреть…

Все остальные Валар были – что уж там – повыше Валиэр, и наружность имели неоспоримо мужественную. Манве – Король Арды – был единственным Вала, имевшим небольшой рост и субтильную фигурку подростка. И у него же – Намо понял это только сейчас, в подробностях припомнив внешность Короля – были странные для Вала, то бишь не очень правильные черты лица. Намо словно наяву увидел его чуть оттопыренные уши, острый носик, большой рот…и огромные голубые глазищи. Но все это вместе смотрелось так славно… Манве вообще был самым обаятельным из всех Валар созданием… и совершенно – Мелькор был прав – не подходил Варде. Ей подошло бы такое же совершенство, как она сама, Манве же был каким-то ходячим исключением из всех правил…в каком-то смысле – таким же, как этот вот Черный Вала, Мелькор.

Достойные противники. Братья. Любовники…

Извращение Замысла? Или…

Намо в ужасе зажмурился, словно ожидал кары Эру – прямо сейчас… Мелькор вывел его из этого состояния, нежно чмокнув в пепельный затылок, и Намо обратил к нему испуганное бледное лицо, зная уже, что последует дальше… а дальше Мелькор, разумеется, присосался к его губам, крепко обняв и завалив любовника на солому.

 

III. Гортхаур

 

Проснувшись с похмелья, он подумал:  
«Если я в Валиноре – то я Артано…      
а если в Ангбанде – то Гортхаур…»      
- Ну и нажрался же ты вчера, Саурон…

(Сказания о том, чего не было)

«Если ты прячешься от врага в его же стане – следи,чтоб за тобой не волочился парашют…»

 

Манве бесцельно бродил по улицам Валимара, осунувшийся, бледный и грустный. Эльфов, которые кланялись ему при встрече, он или не замечал, или шарахался от них, как от прокаженных. На самом деле было наоборот – прокаженным чувствовал себя он сам. А эльфы странно переглядывались и перешептывались, глядя ему вслед – они просто не узнавали своего, обычно такого доброго и веселого Манве. А однажды и вовсе произошло нечто – на взгляд чувствительных эльфов – совершенно ужасное.

Они совершенно случайно столкнулись на дворцовой площади – Манве и Ингвэ…

Обычно они приветствовали друг друга если и не дружески, то, по крайней мере, весьма учтиво. В этот же раз…

Ингвэ, коему этикет приписывал здороваться первым, вообще не разродился на приветствие, зато задал странный вопрос:

- Не хочешь повторить эксперимент? Почем нынче алмазы?..

Эльфы, видевшие эту встречу и ТО, что произошло с Манве после этих слов, едва не бросились от Короля врассыпную, как стайка испуганных воробьев: Манве побагровел, его глаза метнули ледяную молнию, и он рявкнул:

- Пшел с моих глаз, мрразь!!

- У, какие мы сегодня сердитые, - ухмыльнулся синеглазый эльф, - Алмазики подешевели?..

Манве, не удостоив этот пассаж ответом, продолжал идти своей дорогой, а Ингвэ, вроде бы слегка задетый его нешироким плечом, почему-то отлетел в сторону футов так на двадцать…и оскорбленно зашипел. На эльфов же, которые пялились на эту картинку, он рявкнул так, что они предпочли опустить глаза. Все они знали, что Ингвэ, хоть и не обладает всякими валарскими способностями, зато имеет весьма увесистые кулаки…

 

Варда, разумеется, тоже замечала, что с Манве творится неладное. В частности, он совершенно перестал выполнять супружеский долг, а задолжал уже порядочно…Несмотря на это, он просто уходил спать в другую комнату – причем Варда никогда точно не знала, в какую именно, ибо комнат во дворце было куда больше, чем населения. Полночи разыскивать мужа по всему дворцу ей не улыбалось, и в конце концов она придумала чисто женскую хитрость, а именно – слегка надавила на психику Эонвэ, который, разумеется, знал, где искать Манве.

- Ты понимаешь, он не в себе, - заявила Варда, - Ну это же ненормально…Я ведь беспокоюсь, в конце концов! Мне нужно с ним поговорить! Ну вот где он сейчас? Только не говори, что ты не знаешь…

Врать этот майа почти не умел.

- Ну…я его видел где-то в восточном крыле… - промямлил он, стараясь сесть на два стула сразу.

- И где именно?!

- Да не знаю я, куда он шел…

- Ладно, ступай.

Восточное крыло, к счастью, содержало в себе не так уж много мест, где можно было спать, и вскоре Варда, которой не терпелось стребовать с благоверного долг со всеми набежавшими процентами, отыскала его в одной из комнат. Точней, это была довольно противная комнатушка, в которой даже кровати не было, а был лишь камин, неудобное кресло, ставшее таковым после того, как в него как-то раз плюхнулся Тулкас,  и пушистый ковер на полу. На ковре этом Манве и дрых, свернувшись в клубочек.

Варда опустилась на ковер и внимательно посмотрела в лицо мужа.

Вид у Манве был нездоровый – синие полукружья под глазами, запавшие щеки, серая кожа. Волосы в кои-то веки казались тусклыми и непушистыми. И вообще он был на себя не похож – скорей уж, на свою тень, отлетевшую в чертоги Мандоса – если предположить, что такое могло бы случиться с ним, бессмертным.

Варде не понадобилось его будить – все Валар если и спят, то очень чутко. Он проснулся от ее взгляда. Сощурил сонные зенки. На щеке у него отпечатался узор ковра.

- Манве, - сказала Варда, - Ну, что это такое?

- А что? – нехотя отозвался он.

- Зачем же на полу-то спать? Ну ты как дитя малое, честное слово… Что с тобой творится?

- А что со мной творится?

- Вот я и спрашиваю – что с тобой творится?

- Так и что со мной творится?

- Хороший разговорчик получается, - вздохнула Варда, - Хватит дурью маяться. Вставай и пошли спать.

- С тобой поспишь, как же, - пробормотал Манве, - Не пойду!

- Это еще почему?!

- Не могу я с тобой спать. У меня импотенция на почве невроза.

- Что-что у тебя?!

- Не стоит, говорю, от всяких разных мыслей…

- Это от каких же мыслей у тебя не стоит, интересно? – процедила Варда, уловив в его тоне насмешливый оттенок.

- Говорю – от разных. У меня их много. Вот, к примеру, Тулкаса увижу – и все, день пропал. Почему это я, такой умный и красивый, должен наблюдать сей кретинизм? Опять же, на Ниэнну посмотрю – плакать хочется….еще день пропал…Ну где ж тут стоять-то будет??

- Манве, по-твоему, это остроумно?

- Ну вот, я еще и неостроумный. Еще день пропал. Собственная жена не может оценить моего остроумия…Беда!

- Может, хватит?!

- Конечно, хватит. И чего было из-за нескольких слов меня будить? – заявил он, снова устраиваясь на ковре, - Спокойной ночи, Варда… Иди, иди…дайте поспать бедному Вала, у которого не стоит…

- Врешь ты всё! – с бессильной яростью заявила Варда.

- А, я еще и лжец. Ну вот, еще день пропал…Не веришь, да? Хочешь, покажу? На, пощупай. Давай, давай, чего засмущалась, вы ведь вроде знакомы?

- Свинтус, - прорычала Варда и ушла, грохнув дверью так, как трудно было ожидать от столь утонченного с виду создания.

 - Хорошо, хоть по морде не дала, - пробормотал Манве, уставившись в огонь камина. Он просидел так довольно долго, хлопая тяжелыми ресницами.

…и тут что-то царапнуло его руку.

Сон слетел с Манве, как белая шапка одуванчика от порыва ветра, и он едва не подпрыгнул:

- Эру Великий!!

Эту мышку он узнал бы из тысячи. Мышка Мелькора, которая откликается на имя Гортхаур.

- Хм, тут тебе не Мандос, а Валинор, - весело сказал мышке Манве, - Так что здесь тебя будут звать Артано…

Мышь цапнула его за руку – несильно, но чувствительно.

- Гениальный зверь, - заметил Манве, - Ну всё понимает! Не то что бабы некоторые!

Гениальный зверь признательно покрутил хвостиком, убежал в темный угол и…

Манве даже не заметил, как во второй раз произнес всуе имя Творца.

Мышь исчезла, а перед ним стоял Гортхаур. С разбитой мордой и горящими глазищами.

- Что за шуточки, Артано?..

- Дверь запри, - прошипел ученик Мелькора, - И меня Гортхаур звать.

- Захочу – буду хоть Тулкасом звать, и ничегошеньки ты со мной не поделаешь, - безмятежно отозвался Манве, щелчком пальцев запирая дверь – да так, что ее и упомянутый Тулкас вышиб бы с пятой попытки, - Ты с кем разговариваешь, рожа твоя нахальная?.. Кстати о роже – кто это тебя так разукрасил, скажи на милость?

- Кто-кто…хахаль твой.

- Ага. Мой хахаль. Который раньше назывался Мелькором. Поругались? Чего не поделили?

- Уж не тебя, не беспокойся…

- Гортхаур, - голос Манве звучал так, словно уши его не услышали ни одного обидного слова, - Может, ты перестанешь шипеть и толком расскажешь, что случилось?

- Что случилось…Крыша у него уехала, вот что случилось! Дал мне, как видишь, в рыло и выгнал к такой-то Ниэнне…

- За что же? Он же тебя так любил, - тонкие брови Манве встали домиком.

- За что?! А вот за то, что я не захотел твою работу выполнять. Ясно ли, голубоглазенький?

- Чего-чего?..

- Ничего! У вас любовь – а Гортхаур ложись и выполняй план, да?!  Не дождетесь!!

- Не ори, дурачок, а то Тулкас прибежит.

- Срал я на твоего Тулкаса, - ответил Гортхаур, понизив, тем не менее, голос и невольно оглянувшись.

- Сядь, Гортхаур. Не дергайся. Не отдам я тебя Тулкасу.

- С чего бы это?

- А ты мне нравишься… хоть ты и нахал, конечно. Так что с Мелькором?

- Что…то же, что и с тобой…Ты на себя в зеркало давно глядел? Вот, и он такой же. Чего ты не приходишь-то? Разлюбил? Или совесть заела? Так и скажи ему, мучить зачем…Он тебя каждый день ждет… а ты тут фигней маешься… Я за тобой давно наблюдаю.

- Смотри в мышеловку не попади, наблюдатель хренов… Но все равно – спасибо, что пришел…

- Э, Манве, а у тебя правда сейчас не стоит?..Или это для твоей дуры – маскировка?

- Свиненок, подслушивал?

- Нечаянно. Прости. Ух, как мне хотелось вылезти…

- Визгу было б – на весь дворец. Варда мышей боится.

- Ага, и под юбку ей залезть… - злобно ухмыльнулся Гор.

- Милый Гортхаур, - торжественным тоном сказал Манве, - В этом случае мы наблюдали бы главное событие нашей эпохи: преждевременную гибель бессмертной валарши, зверски замученной Темными силами Средиземья…

Гор звонко, совсем по-мальчишески заржал. Отсмеявшись же и стерев с черного глаза невольную слезу, заявил:

- А еще не все потеряно…Я ведь могу к ней на подушку влезть…А? Но только не сейчас, ладно? Потому что…

Он вдруг осекся.

- Потому что – что?..

- Да ну…ничего.

- Нет уж, начал – так договаривай…

- Потому что она-то, может, и помрет на месте, а вот Ингвэ меня точно пришибет… - пробормотал Гор и тут же уставился на Манве. Но тот, судя по виду, расстроился несильно – разве что чуть побледнел.

- Ингвэ, говоришь?

- А что ей делать, коль у тебя не стоит?

- Ну, тоже верно…

- Ты когда к Мелькору соберешься?

- Да прямо с утра.

- Слушай, Манве… - Гор, опустив свои горящие зенки, дернул Короля за рукав, - Ты это…скажи ему, что я…ну, что я… что я все равно его люблю…

- Дурачок ты, Гортхаур… - Манве смотрел на это изящное, напряженное, как тетива, создание так мягко, что у того заскребло в горле, - А я думал, ты со мной вместе к нему пойдешь…

Гор вскинул на Короля глазищи, ставшие восторженными и совершенно шальными:

- Ой, правда! Ты меня в карман, и всё… Да?!

 

Всю ночь они проговорили – Манве выспрашивал у Гортхаура все подробности из жизни Мелькора в Мандосе, в том числе и о его отношениях с Намо и его майар.

- Сейчас все в порядке, - с охотой рассказывал Гор, - Раньше они всё ругались, и лупил его Намо, как собаку, а теперь – ничего, разговаривают… Но наш-то чудён стал без тебя – пристает к Намо, представь ты себе! Возьмет да и ляпнет – « я бы тебе дал разочек, Намо, из интересу…» Я его даже цапнул за это – чушь такую нести!..

- А Намо что? – чуточку ревниво поинтересовался Манве, которому любимый братик казался неотразимым.

- А ничего, смеется только. Смени, говорит, тему, Мелькор, надоело мне про твой хер слушать…

 

Манве - с мышкой в кармане – действительно отправился в Мандос рано утром, но Намо в его покоях не застал.

- Он у Мелькора, - сказал какой-то (Манве их никогда не различал) из здешних майар, потупившись и слегка покраснев.

Манве знал дорогу.

Все решетки были отперты.

Манве, торопясь, спускался по щербатой каменной лестнице.

Увидев смешавшиеся друг с дружкой пряди светлых и пепельных волос, сваренные поцелуем лица, скованные объятием тела, он замер, как смертельно раненный – и свалился бы на каменные ступени в глубоком обмороке, если бы не мышка, которая, царапая его коготками, выбралась из кармана, повисла на складке одежды...и с диким возмущенным писком свалилась к его ногам. Манве никогда не позволял себе распускаться, когда рядом был кто-то другой, нуждавшийся в заботе и внимании. Он поднял мышонка с пола (казалось, что у бедного зверька случился паралич, как у отравленного) и тихо поднялся по лестнице…

Намо и Мелькор, занятые друг другом, не увидели ни его прихода, ни внезапно почерневших до сливового цвета глаз…

В Валиноре, в запертой комнате с камином, он бережно вынул мышку из кармана и положил на пушистый ковер. На этом его самообладание закончилось, и он рухнул на пол и отчаянно заревел, ткнувшись мордашкой в сложенные руки…пока не почувствовал теплой ладони на плече:

- Эй, Манве, - голос Гортхаура звучал выше, чем обычно, - Хорош, ну?

Гортхаур только с Учителем мог разговаривать нормально. Остальных Валар он стеснялся и переходил на отрывистый подростковый жаргон.

- Слышь, ты это, не надо…не плачь…ну его… - в голосе Гора звучала искренняя боль – и сквозило подлинное сочувствие, - Ну, Манве!

Гортхауру и впрямь было жаль его – даже больше, чем себя. Манве был созданием, способным на самопожертвование ради своей любви – и одно это вызывало у Гора уважение. Сам он пока что был полнейшим эгоистом – майа Мелькора, что с него взять, полная противоположность остальным майар, дрянной мальчишка. Нет, он любил Мелькора, конечно…но не забывал при этом о собственных желаниях.

Гор улегся рядом и неуклюже обнял Манве за хрупкие плечи:

- Не надо, а?..

Манве отозвался всхлипом, повернулся к Гору и ткнулся мокрой мордочкой в черную тужурку.

- Ну вот, давно бы так, - буркнул Гор, ощущая себя сильным и способным утешить(славное это было ощущение…). Он гладил Манве по волосам, таким же черным, но более легким и шелковистым, чем его собственные, несколько раз провел ладонью по узкой спине, зная, что такие поглаживания действуют успокаивающе… И конечно же, не то что бы действия Гора возымели эффект – просто слезы у Манве иссякли, нельзя же реветь до вечера… то есть, в принципе, конечно, можно, но у Манве была не та натура. Он отревелся очень скоро – даже скорей, чем ожидал Гортхаур.

- Слушай, - тихо сказал ему на ухо Гор, - Когда мне было плохо, он знаешь как делал?..

-Ну? – с трудом выдавил Манве.

Гор отвел длинную шелковую прядь от его уха – ухо, кстати, ему понравилось, лопоухое такое, никак не подумаешь, что такое ухо может принадлежать кому-то из Валар – и с тихим рычанием нежно вцепился зубами в мочку и подергал туда- сюда.

Манве засмеялся сквозь слезы:

- Ой, а еще раз, Гортахур!..

Гор охотно повторил, прихватив ухо Манве чуть сильнее и подергав почувствительней.  

Манве смеялся.

- Не больно? – спросил Гор.

- Не-а…здорово так…

Каким-то чутьем Гор почуял, что Королю Мира тоже иногда – нет, чаще, чем иногда – нравится чувствовать себя обычным, совсем обыкновенным…и вести себя глупо, и смеяться так, что тихонько ноет в животе…

Они легонько повозились, причем Манве пытался тоже цапнуть Гора за ухо, а тот только этого и хотел, но нарочно дергался и вывертывался… А потом долго сидели и просто смотрели друг на друга с улыбкой – Король Арды и изгнанный своим учителем мальчишка-майа. И обоих их накрывала огромная крылатая тень…

 

- Ладно, - Гортхаур поднялся, - Мне здесь не место, в Валиноре вашем.

- Куда же ты пойдешь? – тихо спросил Манве.

- Не знаю…

- Останься…пока, - зачем-то попросил Манве – именно попросил, каким-то странным тоном. Ему почему-то казалось, что с уходом Гора порвется последняя ниточка, связывающая его с Мелькором.

Гортхаур с недоверчивым удивлением воззрился на него.

Манве не то чтоб не нравился ему – но Гор был подозрителен и осторожен от природы, а уж доверять кому-либо из Валар у него и вовсе не было никаких причин.

- На что я тебе, Манве Сулимо? – подчеркнуто холодно поинтересовался он.

- Сам не знаю, Гортхаур, - честно ответил Манве, и именно этот ответ почему-то подействовал на Гора успокаивающе. Если бы Манве начал трепаться о чем-нибудь наподобие примирения, вечной дружбы и мира на всей земле, Гор исчез бы тут же. Он не желал собственными руками надевать на себя ошейник с золотой цепочкой и вручать поводок кому бы то ни было из тех, кто жил в стане врага.

Но Манве не был похож на врага…совершенно.

Он любил Мелькора, это раз. Он, увидев Гортхаура в своих покоях, не заорал дурным голосом, призывая стражу – два. Он говорил с Гором без тени высокомерия и вообще обращался с ним как с младшим братом…три. И…Гору было совсем неплохо с ним – ну уж лучше, чем совсем одному – четыре.

Гор совершенно не понимал своих теперешних чувств к Манве. Когда-то он ненавидел его – по понятной причине. Потом, когда увидел в камере Мелькора – начал ревновать…потом жалеть… и все это было разбавлено, словно ледяною водой, изрядной дозой безразличия. А теперь то, что он к нему испытывал, нельзя было назвать и жалостью…это было какое-то более сильное и более странное чувство.

Гортхаур вдруг скривился, точно обрезавшись. Он осознал, что Манве просто-напросто очень нравится ему – и с каждой проведенной в его обществе  минутой все больше и больше. И это было какое-то неудобное, почти болезненное чувство – дело в том, что это мешало Гортхауру, как прежде, делить мир на Тано – и всех остальных… Манве было далеко до Мелькора, но и среди всех остальных он больше не числился.

Гор был совершенно не готов к тому, чтоб выделить этому созданью, вчера еще чужому, какое-то особенное место в своем сердце – это просто произошло само собою, и без малейших усилий со стороны Манве. Тому-то уж не было никакого резона пытаться понравиться Гортхауру. Он и не пытался.

- Ты как-то странно смотришь на меня, Гортхаур…

- Ты все еще хочешь, чтоб я остался пока с тобой? – как-то нерешительно спросил Гор.

- Ну, собственно, да… Может, вместе мы что-нибудь придумаем, - высказался Манве – к несчастью, несколько раньше, чем успел обдумать эту фразу.

Гор невольно фыркнул, Манве смущенно улыбнулся: вот сморозил-то. Что-то они придумают, это точно. Пойдут и расскажут все законной супруге Владыки Мертвых, которая и так все знает, скорее всего. Или позовут Ниэнну и попросят ее прочесть Мелькору лекцию на тему, что в камере должно скорбеть о своих неблаговидных поступках, а не трахать тюремщика…

- Ох и влипли мы с тобой, Гор… - Манве сам не заметил, как впервые в жизни назвал Артано – Гортхаура – просто Гором.

- Это точно… Нет, всё-таки у него крыша уехала…

- А у Намо что уехало?!

- А Намо, на мой субъективный взгляд, никогда не отличался стабильной психикой, - выдал Гор, в свою очередь позабыв пользоваться своим подростковым жаргоном.

Манве искоса удивленно глянул на него, словно не узнавая.

- Странное ты создание, Гортхаур, ей-Эру…

- А что?

- Под дурачка зачем-то косишь… причем всю жизнь. Еще Ауле на тебя орал из-за этого, мол, слушать тошно…

- Ну, ты вспомнил, Ауле… Между прочим, Мелькор ковать получше твоего Ауле умеет…

- Да Мелькор у нас вообще суперзвезда, что уж там говорить…

- Звездюк, - буркнул Гор, - Псих ненормальный. Или, может, я для того через все это прошел, чтоб с разбитой рожей ходить, а?! Вот посмотри, на кого я похож! Шрам ведь останется…очень приятно.

- Шрамы только украшают доблестных майар. Так бы тебе сказал Тулкас. Но этого кретина мы спрашивать не будем. Ничего не останется, дай сюда рожу…

- Ё-моё! – присвистнул Гор, через минуту ощупывая свою по-прежнему гладкую и избавленную от фиолетовых оттенков физию, - Ничего у тебя выходит…

- Стараемся…

- Ну, так и от вас ведь какой-то прок должен быть?..

 

Вечером очередная атака Варды на беглого супруга резко сменилась отходом на заранее заготовленные позиции. Как и утверждал Манве, Светлая Элберет до смерти боялась мышей, даже тех, что не стремились наброситься на нее, а смирно сидели на плече ее мужа.

- Ну, готов, - стонала она, дрожа в объятиях вовремя подвернувшегося ей в коридоре Эонвэ, - Совсем тронулся… Зови Ирмо! Его лечить надо!!!

- А что случилось?

- МЫШЬ!!

- Где?

- Там! На нем!!!

Варда выглядела так, словно эта злосчастная мышь пыталась по меньшей мере ее изнасиловать в грубой форме, и Эонвэ, несколько встревожившись, решительно отцепил валаршу от себя и отправился разведывать обстановку.

Мышь, и впрямь, была в наличии, но размеров была обычных и агрессии не проявляла.

- Тебе чего? – холодно поинтересовался Манве.

- Э…у нас что, мыши завелись? – пробормотал Эонвэ, чувствуя, что снова попал меж двумя жерновами.

- Нет. Тараканы, - ответствовал Король Арды, - у тебя в голове. Пошел вон.

Эонвэ вышел.

Ему, честно говоря, было решительно наплевать на то, каким образом развлекается Король Арды – хоть с птичками, хоть с мышками, да пусть хоть ишака себе заведет, если погладить некого. Неврастеническая природа всех Валар давно уже не была для майа секретом. Но вот что сказать Варде, которая все еще охала в конце коридора, он не знал…

- Ну??

- Что? – тупо пробормотал Эонвэ, - Ну мышка… а чего, от них и вреда никакого нет…Пусть ее сидит…

- А ну прибей эту тварь, - прошипела Варда.

Эонвэ обморочно побледнел, пытаясь как можно быстрей принять решение о том, что является наилучшим: управляться с разъяренной бабой или с ее пока еще спокойным, но могущим прийти в неконтролируемое состояние супругом. И склонился в сторону мужской солидарности – но не из чувства этой самой солидарности, а, скорее, потому, что предчувствовал, что последствия гуляющего по дворцу урагана придется устранять ему.

- Светлая Элберет, - пробормотал Эонвэ, - Не надо его трогать…Я его боюсь!

- Кого? Мыша?!

- Манве.

- А чего его бояться?!

Да уж, тебе-то нечего, подумал майа. Но мне от этого не легче… Тем не менее, его слегка позабавила расстановка сил:  Варда не боялась мужа, но боялась мышки, и потому не могла войти в комнату. Сам он мышки не боялся, но боялся Манве – и потому тоже не мог войти в комнату. Выходов было два: действовать объединенными силами – или же оставить двух этих паршивцев в покое. И он бы точно так и поступил, но Варда схватила его за рукав и решительно поволокла с собой…

- Эру Великий, - обреченно прошептал майа.

Король Арды встретил их, торжественно валяясь на ковре. Мышонок сидел у него на груди.

- Нуу, - сказал Манве, - То одна, то второй…то оба вместе. Вам что, делать больше нечего? Идите займитесь чем-нибудь… в прятки поиграйте, что ли…

- Слушай, ты, чучело гороховое, - прошипела Варда, скрываясь от мышиной угрозы за широкой спиной Эонвэ, - Если ты думаешь, что я собираюсь позволить…

- Как бы я хотел, чтоб вас обоих ветром сдуло, - мечтательно перебил ее Манве.

Мышь восторженно запищала, ибо желание Повелителя Ветров исполнилось. Немедленно.

Конец дня действительно походил для Варды и Эонвэ на несколько однобокую игру в прятки: Эонвэ, которого унесло в в сад, старательно отсиживался там, прячась от Варды, Варда же, которую задуло почему-то в окно покоев короля Ингвэ, решила там и остаться, молясь только о том, чтоб сюда не занесло и Эонвэ, который явно стал бы третьим лишним.

- Всё, Гор, можешь перевоплощаться, Варда не вернется, - самодовольно заметил Король Арды, - А этот идиот сюда больше не сунется…Надеюсь, до утра мы от них избавились.

- Хы-хы, - раздалось из угла, - Клёво! Хорошо пошли…высоко…к ясной погодке, хы-хы!

Теперь Гор смотрел на Манве с неподдельным благоговением – ему всегда нравились эффектные штучки вроде этой, а эта, ко всему, была еще и чистой воды безобразием. Такого Гортхаур никак не ожидал от добропорядочного Мелькорова братца с такими добрыми голубыми глазками!

Манве уселся в кресло и, все еще самодовольно улыбаясь, поглядел на Гора, который ухмылялся во весь рот, сидя в уголке.

- Ну, чего ты в угол забился? – Манве вдруг хлопнул себя по коленке, - Иди уж сюда, звереныш ты этакий…

Гор не сразу, но подошел, и Манве, мягким жестом потянув его за руку, заставил его сесть к себе на колени.

- Я тяжелый, - буркнул Гор.

- Много о себе воображаешь. Хоть ты и повыше меня, все равно – легкий, как перышко.

- Мелькор говорит, что я еще расту.

- Наверное, - согласился Манве.

…Эонвэ был отчасти прав, когда в голову ему пришла мысль о том, что Манве не хватает кого-то живого и теплого, кого он мог бы гладить…и держать на коленях… и оберегать, как вот этого Мелькорова мышонка. Все, кто окружал Короля Арды, были слишком сильными, совершенными, самодостаточными – и к ним нельзя было вот так, запросто, прикоснуться. И потому Манве зачастую ощущал себя слабым, никому по-настоящему не нужным существом. Ночные ласки Варды были слишком сдержанны и холодны, чтоб Манве мог испытывать в них излишнюю потребность. Ему нужно было совсем не это. К слову, если б в жены ему досталась куда более мягкая Вайре, все могло бы быть по-другому…

Гор был теплым и действительно легким. И в самом деле походил – сейчас – на подобранного в студеную ночь и согретого звереныша. Он тихо, счастливо, уже совершенно доверчиво улыбнулся, когда Манве прижал его к себе и легонько потрепал по волосам.

…У Гора же было такое чувство, словно он каким-то невозможным образом вырвался из реальности и угодил прямиком в сумасшедший волшебный сон, насланный спятившим с ума и, возможно, тоже влюбившимся в Манве Вала Ирмо.

Мог ли ученик Мелькора представить себе, что ему когда-либо вообще случится влипнуть в такую благословенную галиматью?! Торчать в самом сердце Валинора, во дворце на вершине Таникветиль, и торчать при этом не в качестве боксерской груши Тулкаса или мишени Оромэ…а, прямо скажем, проводить часы куда более приятным и интеллигентным образом, сидя этак спокойненько на коленях у Короля Всея Арды…

Сидеть в обнимку с Манве оказалось неожиданно приятно. Гору нравилось трепетное тепло, исходившее от этого существа, нравилось ощущать на щеке его легкое дыхание, нравилась нежная рука с длинными пальцами, играющая с его волосами. А больше всего нравилось то, что Манве и не думал навязывать ему что-то большее, чем эта почти ни к чему не обязывающая близость. Мелькор не мог удержать себя от бесконечной игры «Ну, так кто здесь хозяин?»  - и Гору приходилось поддерживать эту игру, иначе с Крылатым иногда было и не управиться…

С Манве было куда как проще.

Все еще смущаясь смотреть ему прямо в глаза, Гор разглядывал его лицо искоса – и с удивлением (хотя чему удивляться-то?) находил в нем черты, схожие с Мелькоровыми. Братья казались абсолютно непохожими лишь на поверхностный взгляд – сбивали с толку комплекция, разный цвет волос и глаз да еще те мимические особенности, которые зависят от характера. Но…эти тонкие линии бровей, разрез глаз, высокие скулы, чуть запавшие щеки…и, в особенности, очерк губ – стоило лишь приглядеться получше, чтоб обнаружить родственное сходство.

И оба так красивы, с замиранием сердца подумал Гор, но какою же разной красотой. С одним порой страшно, но от улыбки его нет спасенья, она у него как серебряный ключ от темных ворот моего сердца…с другим так легко – и так легко выбрать себе погибель: просто нырнуть вниз башкой в синее небо глаз и уснуть там на жемчужном облаке, пока Эру не разбудит… 

- Хочешь, я расскажу тебе сказку, Гор? – заговорил вдруг Манве тихо и немножко грустно – ведь у Валар не бывает детей.

- Хочу, - так же тихо ответил Гор, тоже тихо и немножко грустно. Ведь ему никто никогда не рассказывал сказок.

- А о чем, Манве?

- О том творении Эру, о котором никто ничего не знает…

Гор навострил уши, по-прежнему не глядя Манве в глаза и удобно пристраивая голову у него на плече.

- А разве есть такие творенья, о которых никто не знает? Даже ты не знаешь?

- Есть, Гор… Так вот, слушай… Жили-были два крота – в норке под землей, как им и положено. И вот родились у них кротята – трое черненьких, а четвертый белый.

- Не бывает белых кротов, - пробормотал Гор.

- Ну, так я и обещал рассказать о том, чего никто не знает… Так вот, был это белый кротик, но поскольку кроты слепые, сам он ничего об этом не знал, и никто не знал, и родители его, и братья – никто. Да и потом, кроты ведь живут в земле, поэтому скоро его шубка запачкалась и стала такою же черной, как и у прочих…но все дело было не в этом. А дело было в том, что еще тогда, когда он и его братья сосали молоко у матери, стало заметно, что он какой-то не такой, как все остальные. Маленькие кротики, возясь возле брюшка мамы, терлись друг об дружку боками и спинками, а она, конечно же, постоянно их вылизывала…вот, она-то первая и почувствовала неладное. У одного из ее сыновей было на спинке что-то непонятное – два каких-то маленьких бугорка. Но она была добрая кротиха – и потому не сказала ни самому малышу, ни своему мужу-кроту о том, что этот кротик чем-то отличается от других. Только вот братья его тоже это почувствовали – и стали спрашивать:

- Что это с тобой такое, а?

Он не отвечал – да и откуда он знал… Отец услышал болтовню своих сыновей и самолично обследовал спинку белого кротика носом, языком и даже лапками. Кротята уже подросли – ну и бугорки на спине белого кротика выросли тоже.

- Что ж, - сказал отец-крот, - Я не знаю, что это такое…Может, это какая-то кротовья болезнь, и ты скоро помрешь. А может, это значит что-нибудь еще… Но ты – мой сын, крот, и кротом пребудешь, а на все остальное да будет воля Того, кто живет наверху (так кроты называли Эру).

Белый кротик принял слова отца к сведению и стал жить, как все остальные кроты – мокрая земля, спутанные корни, черви и личинки, норки и отнорки… Да только вот недолго у него это получалось. Ведь бугорки на спине все росли и росли – и стали в конце концов совсем большими, длинными и какими-то тонкими. Они мешали кротику копать землю, потому что с ними он не влезал ни в одну норку, которую мог прорыть своими лапами. Он старался рыть большие норы, но все равно ему было неудобно – отростки то и дело цеплялись за корни растений, камешки, застрявшие в земле, царапали их…

Иногда белый крот, как это делают все кроты, прокапывался на поверхность и высовывал свою усатую мордочку наверх: делал он это довольно часто, потому что все разумные кроты считают, что Тот, кто живет наверху, хочет видеть, как живут его подземные творения.

А кротов становилось все больше и больше, рождались новые и новые кротята, но таких, как этот, больше не появлялось. А у самого белого крота детей не было, потому что ни одна кротиха не хотела удостоить своим вниманием такое странное, уродливое существо. Была, правда, одна, которой нравились его запах, и его бархатная мордочка, и его усы, она отнеслась к нему с сочувствием и предложила:

- Послушай, если эти штуки так мешают, их ведь можно просто отгрызть!

Он сбежал от нее, потому что успел привыкнуть к «этим штукам» больше, чем к ее прикосновениям, и испугался боли – они и так уже все были изодраны, эти его «штуки»…

Белый крот знал от папы, для чего Тот, кто живет наверху, сотворил кротов. Не знал он только, зачем этот Тот сотворил такого уродливого крота, как он… И потому всякий раз, когда он высовывал на поверхность свою мордочку, он надеялся услышать, что Живущий наверху ответит ему, зачем он такой Ему понадобился. Но Эру и с Валар своими говорил нечасто – чего уж там было ждать какому-то кроту, пусть даже и белому… И тем не менее, это произошло. Другие кроты об этом так и не узнали, потому что все они в этот момент были под землей и не слышали, как Тот, кто живет наверху, ответил их уродливому собрату, так что Великого Кротовьего Чуда, о котором кротовьи менестрели сложили бы баллады, не произошло…

А ответил Он вот что:

- Вылезай из-под земли, невежливо ведь разговаривать через порог…

Белый кротик послушно вылез из своей норки, хоть и боялся всего, что могло ждать его наверху. Сидя на земляной горке, он почувствовал вдруг, что ужасные отростки больше совсем ему не мешают…

Подул ветерок, и белый кротик почувствовал вдруг, что его «штукам» нравится этот ветерок – они расправились и затрепетали…

Он и опомниться не успел, как ощутил, что его брюшко отрывается от земли…и вот лишь от земли остались лишь несколько влажных комочков, прилипших к его лапам…

Крот ужасно испугался, но поделать ничего не мог. Он даже не понимал, что происходит – он ведь был слепой, как все кроты…

- Что это?! – заверещал он, и Тот, кто живет наверху, ответил:

- Это то, для чего ты был создан Мной.

И больше белый кротик не слышал его голоса. Он летел – и чувствовал такое множество странных новых запахов, что ему казалось, что его носик уже огнем горит. Мир не пах больше ни корнями, ни личинками, ни сырой землей…он пах тысячью вещей, о которых он не имел никакого представления… и ему вдруг стало совсем не страшно, а весело…и он засмеялся. И еще смеялся тогда, когда жестокий порыв ветра шмякнул его о скалу, внезапно выросшую на его пути. Трупик белого крота с переломанными крылышками упал в глубокую черную расщелину. А поскольку произошло все это темной ночью, никто ничего так и не увидел – даже те, кто видит в темноте, если и видели, то приняли его за припозднившуюся белую птицу, они ведь такие маленькие, эти кроты…

- И всё?

- Что?

- Это всё?

- Да, Гор. Несуразная сказочка, и конец несчастливый…Но мне почему-то захотелось рассказать именно ее.

Гор взглянул на него плачущими, безжалостными детскими глазами:

- Но если этого никто не видел…то ты-то откуда знаешь?

- Фи, Гортахур, таких вопросов рассказчику задавать нельзя, - с улыбкой отозвался Манве, - «Если тот молчаливый эльф погиб в утренней битве, то кто же мог знать про его сон?», так, что ли?

- Но я ведь уже не ребенок…

- Не уверен, - мягко ответил Манве, - Впрочем, твоя правда, на ребенка ты уж не похож…

- Да я и сам не знаю, на что я похож…и буду ли на что-нибудь похож…Скорей всего, на твоего дурацкого крота…

- Надеюсь, что нет, - с улыбкой ответил Вала, - Послушай, а почему ты совсем не смотришь на меня? Вообще?

«Потому что потом, когда мы снова станем врагами, твои глаза будут мешать мне ненавидеть тебя…хуже того, они будут тянуть меня к тебе, где бы ты ни был, и я буду ненавидеть себя за это, а тебе будет все равно…» 

- Ох, не ерзай, Гор!

- Ага, все-таки я тяжелый? Коленки затекли? – Гор неохотно покинул теплое и насиженное место и уселся на пушистый ковер. Манве тут же выбрался из кресла – он успел в полной мере оценить сей неудобный предмет мебели – и с удовольствием растянулся на ковре.

Гор, по-прежнему не желая глядеть ему в лицо, посмотрел на руку, ту, что недавно так глубоко зарывалась в его волосы, что по коже на затылке бежали приятные мурашки. Манве лежал на спине, расслабленно, как спящий, и кисть правой руки белела на сером ковре недалеко от Гора, как подбитая и уже смирившаяся со своей участью птаха…как рассыпавшийся крошечный островок снега на теплеющей апрельской земле… во всяком случае, Гор ощущал, что он не увидит этого больше, никогда, даже в снах. И именно поэтому – и нипочему больше – Гору захотелось коснуться этой руки, взять ее в свою – потому что птаха все равно умрет, и сквозь пальцы сбежит ручеек из растаявшего снега. Больше всего на свете Гор ценил возможности, дарованные мгновением – именно потому, что они уникальны и неповторимы.

Гор взял руку Манве в свою, и – удивительное дело – горячая его ладонь ощутила словно бы горсть ломких сосулек…апрельский лед, ничего удивительного.

- Манве, - голос Гора был тише, чем сон, крадущийся в комнату на цыпочках, - Тебе холодно, что ли?..

- Да, - отстраненно отозвался Вала, - Наверно, да…

В забытой этой комнатушке камин не горел уже давно, а Манве, ухитрявшийся в ней ночевать, как-то ухитрялся и не мерзнуть при этом – во сне его прекрасно согревало невидимое, пышущее жаром тело Вала Мелькора, а даже если бы это было и не так… Манве знал, что такое ледяной ветер, и холод не доставал его почти никогда. Он был Вала, Владыка Воздуха, Повелитель Ветров, и, по сути, его телесная оболочка не должна была вообще испытывать физических дискомфортов…но Эру судил иначе. Манве отлично знал, что такое боль, усталость, голод… а вот теперь к этому списку прибавился и холод. Гор с изумлением наблюдал, как по белой шелковой коже стадами пасутся мурашки.

Манве инстинктивно приподнялся, сел, сжался. Его трясло, и он с удивлением воспринимал собственную, жестоко мерзнущую, плоть. Сидящий рядом с ним майа, очевидно, не ощущал ничего подобного. Как и любой майа – и уж тем более Вала – находящийся сейчас в этом изящном, продуваемом всеми ветрами теремке на вершине Таникветиль.

- Ну-у… - сказал Гор и сотворил в камине пламя, горящее без дров – но ровно и жарко. Сразу вслед за этим он уселся рядом с Манве и обнял его, чтобы тот быстрей согрелся – и получил в награду благодарный и чуточку удивленный взгляд темно-голубых глаз.

- Ох, прости меня, Гор… Хозяин, доставляющий неприятности гостю… - смущенно пробормотал Манве.

- Да какие неприятности…

«Да, я гость здесь…причем незваный…но какой же ты хозяин? Словно тоже гость, просто никто не ставит под сомнение необходимость присутствия здесь твоей персоны…А тебе не очень-то хорошо здесь, в гостях, Манве…И ты тоже не знаешь, где твой дом…я знал – там, где будет Тано – но теперь тоже ничего не знаю…»

Гор по-прежнему держал руку Манве в своей – несмешивающаяся смесь топленого и свеженадоенного молока – две тонкие кисти, смугловатая и снежно-белая – слились друг с другом в крепком пожатии…и развлекались теперь, словно против воли хозяев, нежной игрой друг с дружкой – исследовали, гладили, тихонько и взаимно восторгались нежностью кожи, гибкостью длинных пальцев, трепетом пульса на запястьях…а потом, одновременно отдаваясь во власть друг дружке, снова слились в крепком пожатии, и…

…и Манве, и Гор перед самим Эру поклялись бы, что не знают, не помнят, с кого все началось. Внезапным и упоительным образом знакомый обоим мир вдруг легонько сдвинулся с привычного места, перекосился и дразняще завис перед их пораженными, видящими всё по-новому глазами… и исчезли вдруг границы, прочерченные словами и понятиями, равнодушием и глупостью.

Гор, который увидел теперь, что губы Манве совсем не похожи не губы Мелькора, вдруг осознал, что разницы – нет, и потянулся к ним всею мордашкой…все в нем зашлось, даже белки закатывались под веки – это было так, озарение, не хуже других, первое в жизни Гортхаурово озарение.

А Манве…Манве едва не закричал – ибо жестокий лед, сковавший его тело, растаял вдруг моментально, и вновь расширившиеся сосуды неслышно взвыли от боли, а глаза едва не лопнули – их заливало чем-то горячим, кровью или чем еще (если бы внутричерепное давление скакало таким образом у человека или даже у эльфа – оба уже отдали бы концы).

И это было так, озарение…Не лучше других, Эру знает какое в его жизни озарение… Эру никогда не оставлял свое лучшее творение в покое – и не собирался. Смысл озарения состоял в том, что…

Он никому и никогда не рассказал бы об этом. Ибо знал так же твердо, как имя свое, что даже у него – голоса Эру – нет и не будет слов.

Самые важные вещи Эру не изрекал, а просто вкладывал – а точнее, вкидывал в него, как вкидывает путник в свой мешок флягу с водой, бутерброды, снадобья от простуды и шерстяные носки…в некой, одному ему (Ему) известной последовательности.

Все было просто – до умопомрачения просто.

Они еле оторвались друг от друга – поцелуй объял оба тела жаром и пронизал радостью – то была радость от правильности всего случившегося, от извечной правоты любви. Ни Гор, умница, но пока еще словесный недотепа, ни Манве, прирожденный стихотворец, не выразили бы то, что случилось, такими простыми словами….

…Им просто было уже не до слов.

Они лежали вплотную друг к другу, обнявшись и желая только одного – чтоб объятие не прерывалось…

Насытившись первыми глотками, глянули друг другу в глаза. И первым заговорил, конечно же, Манве.

- Я Эру знает сколько времени не лежал на нормальной постели.

- Да и я всё больше на соломе, - отозвался Гор.

Манве поднялся и вскинул его на руки – так легко…трудно было ожидать такого от существа с подобным телосложением, но Манве, при всей своей хрупкости, был Вала… Вала, которому ужасно нравится тащить Гора на руках куда-то…поворот коридора…следующий поворот… дверь…

- О, ё, - сказал Гор, оказавшись в этакой типичной спальне – то бишь месте, где основную часть пространства занимает кровать, - Надеюсь, Манве, это не ваша с Ва…

По глазам Манве он понял, что именно «их с Ва…», но промолчал. Король Арды, вытянувшись в струнку, стоял возле окошка, отодвинув вышитую портьеру, и что-то бормотал.

Гор понятия не имел, что, но подстраховался по-своему – навел на дверь чары невидимости, а в десяти футах по коридору создал иллюзию точно такой же двери – ломиться в которую (то бишь, биться в стену) можно было до полного умопомрачения.

После этого Гор уже вполне осмысленно оглядел спальню.

Огромное, застланное (ффу, безвкусица!) розовым атласным покрывалом ложе. Два маленьких столика слева и справа. На левом – зеркальце и масса флакончиков…правый пуст, если не считать крошечной малахитовой статуэтки – дракончик, точней, вполне взрослый дракон, готовящийся к атаке…и то, статуэтка была задвинута в дальний угол, так, чтоб с первого взгляда и не заметить было…

- Гор? – Манве отвернулся наконец от окна, - Можешь не беспокоиться, нас – сегодня ночью – никто не потревожит…

- И завтра утром тоже, - отозвался Гор и объяснил, какие временные изменения внес в архитектуру дворца.

- Десять футов, говоришь? Эта квазидверь займет их надолго…Ты не учел лишь одного…

- Чего же?

- Ты хочешь их слышать?.. Тсс, Гор, мне это дается легче, - и Манве пробормотал что-то, не сделав ни жеста…

- Что это? – спросил Гор.

- Неважно. Теперь не слышно ни того, что творится здесь – им, ни того, что творится там – нам… Справедливо?..

- Угу, - бормотнул Гор.

- Мы одни, - сказал Манве, глядя мимо Гора – куда-то на небо в окне, - вот и всё…

Гортхаур долго собирался с силами, чтоб задать свой вопрос…

Он был существом умным и нежным, и его воображение и интуиция были равно богаты, но в Валиноре – в присутствии Манве – это все словно нырнуло на дно морское в крепко запертых сундуках.

- Ты что, меня хочешь, а? – сказал он беспомощно-грубо.

Манве приподнял тонкие черные брови и…ничего не ответил.

Когда он заговорил наконец, голос его звучал глухо, точно после долгого сна:

- Да успокойся… Хочешь – спи, не хочешь – не спи, вот и всё. Ты что думаешь – я к тебе приставать буду, что ли?

- А… - в голосе Гора прозвучало такое откровенное разочарование, что Манве позабавленно поинтересовался:

- А ты чего хочешь? А?

- Ничего, - буркнул Гор, стянув сапоги и пытаясь улечься поверх покрывала…

- А ну раздевайся, - услышал он голос Манве, - что за дикость – спать в одежде!

Гор послушно расстегнул и сбросил тужурку, но перед тем, как сдернуть брюки, поглядел-таки на Манве. Тот, совершенно невозмутимо стащив с себя голубую шелковую хламиду и швырком отправив ее на спинку какого-то стула, спокойно улегся, спрятавшись – один нос торчал – под шелковым покрывалом.

- Можешь взять другое одеяло, вон в том шкафу…

Могу, подумал Гор, но – хрена с два!

Он почти одновременно избавился от сапог и брюк – и тут же нырнул под покрывало. Его мордаха словно сама нашла другую мордашку, так же нуждающуюся в поцелуях, его руки сами зашарили по чужому, совершенно непривычному, незнакомому, тонкому и маленькому телу…А вот руки Манве зря ни минуты не теряли, они сразу же поняли, что общаться с Гором – всё равно, что приручать пугливую птицу…Манве как был, так и остался главным специалистом по птицам, и потому руки его почти сразу отдернулись от Гора… На птиц не действует принуждение, они или садятся тебе на руку, или нет.

- Манве, - простонал Гор, - Я тебе так…противен?! А?!

И тут не только руки – все тело Короля Арды – вдруг дернулось к телу Гора и слилось с ним в невыносимом объятии…у обоих словно разом засаднило всю кожу, обоим это причинило боль – но они, тем не менее, снова и снова обнимались, впиваясь друг в друга всею своей несостоявшейся, неизлитой любовью…

В объятиях Мелькора Гор таял – а в этих – горел, как хворост, быстрым и нестерпимым огнем.

Манве же – несмотря на желание, палящее его заживо – сдерживался, ему было приятно, что его ласки заставляют это гибкое своевольное тело так дрожать и прогибаться от легких поглаживаний его рук…

Взбесившийся Гор не знал уже, куда себя девать, чтоб это горячее, ласковое существо не оставило его в ближайшие полчаса…и тут-то нежные лапки вдруг перевернули его на живот. Поняв, что его ждет, Гор попытался вернуться в исходное положение…но кто бы позволил ему это сделать? Его сильно – и нежно – удержали от этого глупого бунта, и он уже был полностью уверен, что удержат и впредь.

- Нет, - пробормотал он.

- То, что не позволено Мелькору, не позволено никому?.. – за бархатный голос этот Гор почти готов был отдать вс      ё, что у него было, но внезапно прихлынувшее воспоминание заставило его снова сжаться и повторить безуспешную попытку повернуться хотя бы на бок.

Бесполезно.

- Гор, - этот голос очаровывал, превращая строптивого Гортхаура в нечто, ему самому непонятное, - Не надо бояться.

- Будет больно, - противным голосом отозвался Гор, - Да ведь?..

- Да. Но совсем недолго…если ты так захочешь. А захочешь жаться все время – будет так больно, что тебе никто не позавидует… Спокойно, Гор. Я не хочу причинять тебе боль.

Гор словно во сне увидел тонкую руку, тянущуюся к столику с флакончиками…словно во сне – ощутил нежный запах полевых цветов и легкое скольжение двух тонких пальцев между ягодицами.

- Теперь расслабься, хороший мой…

Легко сказать…

Манве провел рукой по телу Гора и недовольно повторил:

- Расслабься же ты…

Но Гор, по-видимому, не совсем понимал, что от него требуется, и нежные руки Манве принялись поглаживать, подергивать и легонько щипать его в самых неожиданных местах, и вскоре Гор, обессиленно вытянувшись, ржал как проклятый…и вот тут-то его вздернула резкая, жгучая, как ножевой удар, боль…но в следующий момент от нее почти ничего не осталось. Боль послужила неким паролем или залогом за вход, подумал Гор, ну и ладно…поздно дергаться, когда это уже в тебе.

Манве некуда было торопиться, он дал Гору привыкнуть к этому ощущению, а потом тихо сказал:

- Гор, милый мой, это пока не всё. Тебе еще будет больно…

Эру Илуватар, вдруг подумал Гор, разве это – боль? Ты, Манве, был так ласков…ты сделал это со мной так мягко и милосердно… так продолжай, ты-то уж точно не сделаешь мне ничего плохого, ну…

- Дальше, Манве, - еле слышно прошептал Гор.

Да, Манве сказал правду– было больно.

Но – не до слез, не до скрипа зубовного, вполне терпимо.

Манве делал это так деликатно и нежно…с каждым крохотным мгновением пробираясь все дальше, и дальше, и даль…

Гор взвизгнул и тут же до красных ушей устыдился этого звука, ткнулся лицом в сгиб локтя…но это ему никак не помогло, ибо член Манве продолжал то и дело соприкасаться с крошечной точкой, самой нежной и сокровенной, которая, как с ужасом осознал багряный от стыда Гор, находилась у него где-то в глубине задницы… и  этот малюсенький островок вдруг словно бы снялся с места и поплыл по горячему штормовому морю, и кипящие золотые волны захлестывали его…

- Что такое, Гор? Больно?

- Н-нет…хорошо… очень хорошо… продолжай, - голос Гора срывался. 

- Спасибо тебе, Эру, за маленькие радости, - заметил Манве, невидимо улыбнувшись в темноте.

Ну и на кой мне все это, подумал Гор ни с того ни с сего. Всё в его голове уже давно перемешалось – но какая-то малюсенькая частичка мозга словно наблюдала за происходящим откуда-то извне, не сверху, но вроде того. И вот она-то – жалкие пол-ложки мозга – начала вдруг издеваться над хозяином:

- Рассиропился, да? Рассопливился, бедненький?.. Ты ведешь себя как шалавая собачонка, Гор, знаешь ты это? Ты же сам брезгливо отпихивал носком сапога тех псов, что сразу валились на брюхо и лизали, лизали, лизали тебе руки…О, видел бы ты себя сейчас… да, это незабываемое зрелище, даже МЕЛЬКОР бы посмеялся от души, глядя на то, как ты страстно сопишь в две дырочки, пока тебя трахают, и дергаешь задницей в такт движениям того, кто это делает… А про него уж и говорить нечего – в кои-то веки у этой бледной немочи появилась возможность кого-то отделать так, как отделывают обычно его самого…

 Странно, но тою же ночью Намо, пришедший к Мелькору, не двинулся, как обычно, к нему…и Мелькор, улыбаясь, подошел сам…и вот тут-то Намо, вместо того чтоб привычно протянуть к нему руки и подставить горящее лицо под его поцелуи, вдруг коротко хрястнул Мелькора по физиономии рукой, в которой была зажата связка ключей.

Чудесная улыбка стала отвратительной – словно Мелькор только что жадно пил клюквенный морс, и теперь он стекал по его подбородку…

Тою же ночью – как ни странно – Ингвэ ни с того ни с сего выставил Варду за дверь.

Тою же ночью далеко на востоке, глубоко под землей родился у самой обычной кротовьей четы необычный детеныш – белый, с двумя выступающими бугорками на спине.

IV. Эпилог

                                                             «И сказал Он, что это хорошо…»

Незадолго до рассвета тоже случилось много странных вещей.

Гортхаур с грустной улыбкой поцеловал спящего Манве в губы – и, обернувшись мышонком, исчез из Валинора…и даже в Арде нескоро вновь услышали о нем.

Король Ингвэ, трясясь крупною дрожью, сидел у камина, не по-эльфьи сгорбившись, мрачно глядя в пламя и молясь – но не Эру Единому, нет. Другому божеству. Ингвэ призывал его, зная, что голубоглазое хрупкое божество не явится, даже и услышав его молитву.

Варда, которая безутешно всхлипывала на плече Эонвэ, вдруг осознала, что рука майа давно уже слишком нежно гладит ее по волосам…

Намо пришел к жене и взглянул на нее светящимися глазами…и Вайре ответила тихим смехом, который всегда так нравился ему.

Мелькор лежал, уткнувшись лицом в солому, хотя она больно колола его разбитые губы, и думал о том, что всё бы отдал за то, чтоб ПО-НАСТОЯЩЕМУ тронуться умом.

А Манве, Король Арды, вдруг проснулся в холодном поту и обвел круглыми испуганными глазами стены, увешанные гобеленами, и осознал, что ничем – ну просто ничем – не отличается от своего буйного светловолосого любовника, лежащего на грязной соломе в чертогах Мандоса… В спальне фальшиво и резко пахло лесными цветами – это был запах его тюрьмы… Золотая клетка – тоже клетка, подумал Манве. Он вскочил, трясущимися руками натянул одежду и распахнул окно, призывая ледяной северный ветер.

Ветер этот – а вместе с ним и Манве, сбросивший оболочку плоти, долго свистел над полями и пригибал деревья, а когда Король Арды вернулся в Валинор, то обнаружил, что запах его тюрьмы так и не отлип от кожи, а незримые цепи продолжают тяжко висеть на тонких запястьях…

 Эру Илуватар, усмехнувшись, оторвался от любимой шахматной доски и отправился в сад – давно следовало бы подрезать розы.

 

 


На страницу "Слэш по Толкиену"
Гостевая
На главную страницу

"Кислые яблоки от Мелфа"
Copyright © 2003 by Everett. All rights reserved.
Free Guestbook from Bravenet
powered by Powered by Bravenet bravenet.com
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Hosted by uCoz