Кислые яблоки от Мелфа |
|
Фрик
Полуразвалившийся замок был полон недобрых сюрпризов. Любой ведьмак любого возраста знал о них, но чужому человеку было опасно бродить по Каэр Морхен в одиночку, а особенно сейчас, когда большая часть развалин тонула в промерзшей до хруста зимней тьме. И все равно одному из ведьмаков казалось, что он слышит чьи-то шаги там, в темноте заброшенных комнат… - Что ты, Геральт? - Вроде шаги, Весемир. Не слышишь? - Чьи бы? Эскель здесь, а Ламберт спит давно. - Я проверю, - Геральт поднялся и бесшумно вышел из комнаты, и его тень метнулась за ним, как огромный нетопырь. Скоро беловолосый ведьмак вернулся. - Никого. Померещилось, что ли? Что-то не нравится мне это. Если ведьмаку мерещится то, чего нет, он уже не ведьмак, а Крыся-деревенщина, которой кажется, что ночью по кладбищу «мертвяки ходють». - Я ничего не слышал, - пожал плечами Весемир, но его изрубленное морщинами лицо не выразило ни тени беспокойства. Ведьмак был слишком стар и слишком много видел, чтоб бояться того, чего нет – да и того, что есть, тоже. - Я тоже, - сказал Эскель, - Впрочем, на меня сейчас полагаться – себе дороже… Он осторожно коснулся длинного, рваного, еще не побелевшего шрама на щеке. Для Эскеля выдался плохой сезон, и пол-нынешней зимы он проводил, сидя у очага в полудреме, словно гудящий, потрескивающий огонь отгонял от него дурные сны и помогал затягиваться его ранам. За окнами выплясывала метель, трясла своими накидками из искрящейся жгучей кисеи под дикие дудки и волынки - словно сразу несколько ветров бесновались здесь. - Если ты уже избавился от своих инсинуаций, Геральт, - сказал Весемир, - то напоминаю, ты хотел поговорить о Ламберте. - Да. Хотел, - словно через силу сказал беловолосый. - Слушаю тебя. - Весемир, - Геральт слегка понизил голос, - Я все хотел узнать у тебя насчет Испытания Травами… - Геральт, да что я такого знаю? Мое дело – декстер да синистер… - Ты, стало быть, хочешь сказать, что с Ламбертом у тебя… не получилось? - А что, похоже, что с ним что-то не в порядке? – удивился старик. И удивился еще больше, когда Геральт тихо сказал: - Да. Похоже.
Геральт был прав – он действительно слышал в дальней комнате шаги, стихшие при первых же признаках его появления.
Кто-то очень хорошо все рассчитал. Даже сквозь вой ветра ведьмаки услышали бы, как открывается с лязгом тяжелая дверь конюшни – и она не открылась. Кое-кто заблаговременно – пока не поднялась метель и пока ведьмаки попивали винцо у камина – вывел из конюшни пегого коня и отвел его в обход Каэр Морхен, туда, где была заваленная снегом полуобвалившаяся галерея, глядящая на горы. Там пегого коня привязали так, чтоб укрыть от ветра и снега, и угостили подсоленной горбушкой. Ну, а шаги, которые слышал Геральт, были последними шагами, сделанными тем, кто прятал коня, в Каэр Морхен – во всяком случае так этот кто-то думал, глотая злые слезы. Выезжая в метель, туда, где танцевала над горами колючая белесая смерть, кто-то подумал, что если уж по-честному, то надо было оставить коня на конюшне, лошадь ни в чем не виновата, зачем ей гибнуть вместе с хозяином в горах. Но без лошади он просто не мог уйти. Единственное родное существо, думал он, мой Пестрик, куда я без него. Конь тихо, с укором заржал, словно понимая, в какую смертоубийственную глупость его втянули, но послушно пошел вперед, проваливаясь в снег, тощие колени его хозяина стиснули почти сразу заиндевевшие конские бока.
- Так в чем же дело, Геральт? – спросил Весемир, он видел в молодом беловолосом ведьмаке прежнего парня, которому трудно было кое-о-чем говорить – даже с наставниками. - Бывали ли случаи, - через силу заговорил Геральт, - что Травы оказывали определяющее влияние на… направленность сексуального влечения? Полузакрытые веки Эскеля взлетели, золотыми искрами блеснули в тусклом свете камина кошачьи глаза. Весемир меж тем переварил вопрос. - Если и бывали, - заговорил он, - то не при мне. Или же я просто ничего не знал об этом. Ты, Геральт, хочешь сказать, что у Ламберта… что-то не так? - И сильно, - грустно усмехнулся беловолосый ведьмак, - На прошлом нашем занятии он признался мне в любви.
Темно-рыжие жесткие волосы Ламберта, мокрые от пота – он взмок от волнения и страха – заиндевели; казалось, что на голове надета снежная корона. Одежда казалась жесткой и колючей, словно вышитой такими же морозными узорами, что бывают на стекле. Ледяная парча, ледяная корона. Словно в сказке про Снежную Королеву, которую рассказывал ему когда-то Геральт. Руки его, держащие повод, давно застыли, как у покойника. Юный ведьмак был выносливей любого мальчишки, но уже чувствовал, что его хватит ненадолго. Пестрик с тонким ржанием брел, то и дело спотыкаясь, по глубокому снегу. Он был обычный конь, и прекрасно слышал далекий волчий вой, пронзительной нотой вплетающийся в гул ветра, и тоже чувствовал, что его хватит ненадолго.
Ламберт ни разу не чувствовал дыхания смерти, но знал теперь, что она дышит нежно и горячо – несмотря на палящий холод, он ощущал ее ласковое дыхание, такое спокойное, такое ровное, навевающее сон. Упасть с седла в мягкий сугроб и заснуть, укрывшись кружевным одеялом из жаркого снега.
Он уже засыпал, когда его вдруг рванули за плечо. Ламберт открыл уплывающие в никуда глаза – чтобы увидеть в темноте печальный силуэт Пестрика, похожий на статую околдованного Снежной Королевой коня, и – так близко – невесть откуда взявшиеся пылающие черные глаза. Словно угли, подумал он, да, черно-ало-золотые угли, умирающие в очаге. Вновь проваливаясь в забытье, Ламберт слышал обрывки чужой речи, если б он был в порядке, до признал бы Старшую Речь, его ей обучали – во всяком случае, слова «dh’oine» и «pest» он узнал бы, хотя говорили так, как он еще не мог понимать – слишком бойко, слишком по-разговорному.
- Фрель, зачем?.. Филавандрель аэп Фидаиль Фелеаорн, он же Фрель, сам не понимал, зачем ему, притом что друг его ненавидел весь человеческий род от праседьмого до седьмого колена, понадобилось вырыть юного dh’oine из снега и везти его в Пещеру. ...Они были здесь, дабы выяснить, пригодна ли эта местность для обитания эльфов. Фрель утверждал, что нет. Но его друг, Исенгрим Фаоильтиарна, он же Фао, вопреки очевидности настаивал на обратном. - Слишком близко от людей... - Мы стали опасаться dh'oine? Какая прелесть... - Наши эльфы устали от борьбы за существование, - тихо говорил Фрель. - Они еще и не начинали ее, - задиристо утверждал Фао, - эти места заставят их почувствовать, что надо действительно бороться. Действительно – выживать… - Не все так крепки и выносливы, как ты, - цедил Фрель. - Я знаю, - пожимал плечами Фао, - Но даже самым слабым лучше умереть с достоинством!
…- Вернемся домой, - просил Фрель, он устал уже от этих диких скал, плохой и опасной охоты, мороза и борьбы за жизнь. - Нет. Дождемся весны. Докажем, что мы еще на что-то способны, - смеялся Фао, - Фрель, что с тобою? Тебе должно здесь нравиться, ты ведь ледышка, такая же, что окружают нас! Да, может быть, думал Фрель. Тогда ты – огонь, Фао. Они были друзьями, эти два эльфа. Они были и любовниками. Давно. В горах за Долиной Цветов женщины-эльфки, вынужденные нести вместе с мужчинами бремя невозможно тяжелого для них бытия, нередко становились подобны мужчинам – так же жестки, так же безжалостны ко всему, кроме того, что любили… а любить-то им было уже нечего. Мужчины же, поглощенные борьбой за жизнь - охотой, попытками обрабатывать землю, как смертные – были слишком вымотанными, чтоб упрекать женщин в исчезновении у них женственности. Фрель и Фао были сначала просто друзьями, Фрель был постарше, Фао помоложе, но им это не мешало, они очень хорошо дополняли друг друга. Фрель был книжник, философ, Aen Saevherne – один из Знающих, Знающими эльфы зовут своих волшебников. Натура у него была меланхолическая, внешность соответствовала эльфьему представлению о внешности владетелей Знания: у Фреля от рождения были белые, совершенно белые волосы и черные глаза, своеобразная, незабываемая внешность. Фао тоже был украшением своего рода – но по-другому. Он был лучший боец и охотник. Иссиня-черные волосы, горящие карие глаза, угловатые черты тонкого лица – живая физиономия Фао была квинтэссенцией мужской красоты, во всяком случае, по стандартам горных эльфов. Он был высок, строен и гибок – как и положено воину и охотнику. На нем словно бы не сказались те лишения, которые эльфы терпели с тех пор, как миром завладели люди, и немало девушек смотрело на него, но Фао обращал на них мало внимания, среди них не нашлось равной ему, они все были печальные и словно бы слегка уже подсохшие, эти девушки. Он предпочел бы ту – если б такая нашлась – которая плевала бы на неприятности. Фао не дружил с равными – равных ему не было, потому он завел дружбу с лучшим из иных. Как-то они, слегка подвыпив, поделились друг с другом своими сомнениями насчет девушек, и Фао, из чистого хулиганства, сказал «нам и так хорошо» и поцеловал Фреля в лоб. И почувствовал, как кожа Фреля вспыхнула прямо под его поцелуем… После этого Фао обнял друга и не ощутил, что тому это не нравится. А дальше он не в силах был сдерживаться, хоть и знал, что то, что он делает – порочно. Он завалил Фреля прямо на жесткие шкуры на полу и отымел, несмотря на то, что поначалу у того из глаз бежали слезы. Фрель, как и все нормальные Aen Saevherne, знал, что лгать себе опасно. А поэтому знал, что у них все повторится с Фао. Несмотря на то, что поначалу, с непривычки нежный светловолосый эльф чувствовал такую боль, словно у Фао был не член, а раскаленная добела железка. Фрелю хотелось орать, но он был, в конце-то концов, мужчина, поэтому орать он не смел, а потом уже и расхотелось – измученное болью тело вне воли хозяина расслабилось и лежало теперь под партнером как мягкая пушистая шкура, уже снятая с гордого зверя… и вот тогда-то Фао и Фрелю стало хорошо вместе, и с тех пор они щедро делились друг с другом своей не излитой на женщин любовью, все ночи валяясь друг на дружке, словно молодожены. Так у них все и произошло. И они никогда не жалели. И не слишком старательно скрывали свою связь. От кого было скрывать? Измученные дикими условиями жизни эльфы все равно бы не удивились – уже не редкостью были девушки, садящиеся на колени мужчинам и ерзающие на них, а уж подростки неопределенного пола, мучающие друг друга сухими поцелуями… Эльфы обычно нежны с теми, с кем спят – и Фао радовало то, что с Фрелем можно быть и погрубее. И еще – то, что с Фрелем не было определенности... он был странный, как все Aen Saevherne, и иногда "замерзал" на несколько дней, а то и на месяц, погруженный в какие-то свои размышления, и не обращал ни малейшего внимания на друга, а Фао ходил и думал: а не дымятся ли у меня уже штаны?.. А еще были такие вещи, о которых Фао, несмотря на свое показное безразличие к условностям, вспоминал с краской на щеках... Фао не позволил бы этого ни одному мужчине, кроме Фреля, и когда тот входил в него, замирал от сладости добровольного унижения, он знал, что от Фреля никто не узнает об этом, даже под пыткой, и это ему нравилось, и нравилось то, как Фрель делал это - всегда нежно, так нежно, словно Фао был хрупкой пятнадцатилетней девственницей. Даже теперь, когда Фрель каждый день ныл, упрашивая Фао вернуться домой – им это нравилось...
- Фрель, ну обьясни же, - остановившись перед входом в Пещеру, Фао скинул тяжелую от снега тужурку и встряхнул ее. Он и не думал помочь другу, вносящему внутрь тряпочно обвисшее тело, с которого сыпался снег. ...Эльфы молча смотрели на него. На его широкие скулы и маленький узкий подбородок, на его неправильные – на их взгляд – глазницы ( сейчас они не видели его глаз, закрытых забытьем, а то заметили бы странные кошачьи зрачки), на его тощее и неправильное тело – в переходном возрасте Ламберт был как все люди-подростки – что-то растет слишком быстро, что-то запаздывает, у него, как у всех ведьмаков, быстро росли руки, ноги и половые признаки; остальное в свое время догонит, никуда от этого не уйдешь – будут обычный для ведьмаков неширокий хищный треугольный торс, перевитые жилами плечи и предплечья, узкие бедра… Но это будет потом. Сейчас он был – в глазах двух эльфов – уродливым созданием, обещающим вырасти в нечто еще более уродливое. Его Пестрик был сейчас с их лошадьми – и нервно косился на этих долговязых высокопородных коней. ...- Сам не знаю, Фао. Интересно. Это их ребенок, который вырастает из детства. Интересно посмотреть, что он из себя представляет… - Ох, Фрель, – Фао мало было дела до научных изысканий друга, - Как думаешь, он очнется нескоро? - Думаю, нескоро... они более хрупки, чем кажутся, эти dh'oine. А почему ты спросил?.. - Мне нравится, - сказал Фао, - когда твои щеки розовеют от холода. Как сейчас. Они все еще розовые. Тебе не холодно, Фрель? - Фао грубовато притянул друга к себе. - Вот уж не знал, что у мороза есть свойства афродизиака, - пробормотал светловолосый эльф, - Холодно, Фао... Согрел бы...
Ламберт не сразу открыл глаза – Геральт учил, что не надо – никогда – сразу показывать, что проснулся, очнулся и т.д. Сначала оцени ситуацию.
Он не знал, как ее оценить. Он прекрасно видел сквозь полуприкрытые веки, как двое мужчин – притом они были эльфами – занимались любовью. Юный ведьмак даже на волосок повернул голову, чтоб получше видеть – и они этого, конечно, не заметили. Между бедрами мальчика моментально вспухло горячее напоминание о том, что он тоже мужского пола, то, что терзало его по ночам, то, что однажды ввергло его в дичайший конфуз, ибо пробудилось в момент, когда Геральт массировал ему ушибленное бедро. Оба эльфа предпочли не снимать, а просто расстегнуть одежду там, где только можно, и сейчас светловолосый лежал под черноволосым, и тот не терял ни мгновения, задрав рубаху дружка до самой шеи и лаская его обнаженные грудь и живот руками, губами, языком так, что светловолосый дергался под ним, как муха, пойманная за одно крылышко, и кусал губы. Чернявый грубо рванул серебряную пряжку его ремня. - Фао... не торопись... - А иди ты, - весело отозвался чернявый, - Тебе же холодно?.. Встань так, как надо, Фрель, и тебе будет жарко через минуту... Черноволосый потянул светловолосого за плечи, а потом нажал ему на загривок, заставляя встать на четвереньки, и после этого Ламберт, перестав владеть собою, положил руку себе на ширинку. Светловолосый послушно встал так, как требовал его любовник, и тут вдруг прогнулся в спине и еще шире раздвинул бедра, и зрелище это поразило мальчика, потому что эльф, Aen Seidhe, светловолосый парень с лицом, которое обычно наверняка было гордым и холодным, так откровенно просил у своего друга этой непристойной, порочной любви... Ламберт, неловко полуповернувшись на своей лежанке, чтоб эльфы ненароком не заметили, что он делает, сунул руку за пояс штанов и взялся за напрягшийся член. Черноволосый стоял на коленях между раздвинутыми ногами своего друга, его член казался просто огромным и темно-красным в слабом свете маленького очажка. Ламберт беззвучно вскрикнул, когда Фао наконец вонзил во Фреля член, и тот заорал, мелодичный эльфий голос вдруг сорвался на высокий хриплый вопль, и Фрель отчаянно дернулся назад, Фао одновременно рванул его за бедра, Фрель захлебнулся своим криком… и тут Фао снова тяжко надавил на его хребет: - Ложись. Иначе получится слишком быстро. Когда ты так стоишь, можно кончить лишь от одного твоего вида. А мне хотелось бы иметь тебя всю ночь, - чернявый эльф ухмылялся, и его красивое лицо непостижимым образом казалось и жестоким и беззащитным одновременно, он словно старался скрыть нежность, и гримаска вышла престранная, даже смешная: ухмылка жесткая, а брови ломаные, - Если я кончу раньше рассвета, ты возьмешь моего младшего братишку в рот, не так ли? Фрель, ты будешь слушаться, правда же, сердце мое?.. Ламберт не понял этой тирады, он пока плохо понимал разговорную Старшую Речь, а Фао, к тому же, перемежал слова тяжелыми выдохами. Но общий смысл всего этого уловить было не так уж трудно... - Фао... - Лечь, и молчать. Фрель послушно расслабился, его напряженные руки скользнули вперед, голова легла между ними, он оказался лежащим ничком. Фао приподнялся над ним – и снова принялся всаживать ему в зад, теперь медленно. Ламберт видел его член, то выходящий, до входящий глубоко, до яиц. Фрель вцепился зубами в расстегнувшуюся манжету своей рубашки и только всхлипывал под Фао, но не от боли, потому что глаза его сияли дурным режущим сиянием, как темные осколки бутылочного стекла под ярким июльским солнцем. Тут Фао осторожно вытянул мокрую манжету из его зубов: - Ненавижу, когда ты так делаешь!.. Фрель бессильно уронил голову на подушку, и всхлипы сменились стонами, а когда он, не в силах хранить неподвижность, мотал головой, Ламберт видел, как губы его кривятся в безумной улыбке... Ламберт, сжав губы до боли, кончил в штаны и отвернулся к стене, стараясь дышать потише. А Геральт говорил, что это – порочно. Что такого не должно быть... А тут два представителя Старшей Крови занимались этим так, словно в этом нет ничего особенного… и это было красиво, так красиво, что только стыд и страх быть пойманным за подглядываньем заставили парня со скрипом зубовным пялиться в стену. Эльфы... "Недооценивать мудрость Старшего Народа по меньшей мере глупо", - вспомнил Ламберт слова Геральта. И понял, что вернется в Каэр Морхен, как только сможет. Пусть ему ничего не светит, но любить ему теперь никто не запретит.
Утром Ламберт, проснувшись, уловил обрывок, а точнее, конец разговора: - Dh'oine, ae'n deable an arse... - Thaess aep, Isengrim! - второй голос сорвался на рык. Видимо, приятель успел уже окончательно достать эльфа своими соображениями насчет людей. Ламберт открыл глаза и прямо посмотрел на эльфов. Прежде, чем кто-нибудь из них успел вымолвить слово, маленький ведьмак тихо произнес: - Cead, Aen Seidhe. - Ceadmil, - добродушно отозвался светловолосый эльф, не выразив ни малейшего удивления. Зато у второго карие глаза вылезли на лоб непосредственно. - Только говорите помедленней, - сказал Ламберт, - Я быстро еще не понимаю. - Ничего страшного, - весело сверкнул угольно-черными глазищами светловолосый, - Как видишь, друг мой убежден, что и это ему послышалось. - Старшая Речь не такая трудная штука, - отозвался Ламберт, - Просто я недавно начал ее учить. - Он недавно начал ее учить, - подал голос черноволосый, - Нет, Фрель, это поразительно... А ЗАЧЕМ ты начал ее учить, dh'oine?.. - Чтобы быть таким же умным, как ты, Aen Seidhe, - быстро ответил Ламберт. Оба - и эльф и ведьмак - выговорили название чужого народа как ругательство, и светловолосый эльф засмеялся: - Дети! Ну чистые дети... Нет, ну этот-то ясно, но ты, Фао!.. А ты, dh... хм, хм, как тебя звать? - поосторожнее. Лучше не шути. Мой друг не понимает человеческого юмора... - судя по этой реплике, Фрель забавлялся вовсю, поддразнивая своего приятеля. Ламберту оставалось только рассчитывать на то, что чернявый не отыграется за эти шуточки на нем. - Боги, да мне-то что. Надеюсь, завтра сюда не явится до кучи толпа гномов и краснолюдов? А также допплеров и этих, как их... барбегазов... и прочих так называемых представителей так называемых разумных рас, - скривился Фао. - Барбегазы, - сказал Ламберт, - не есть разумная раса. - Мой приятель, - снова начал светловолосый, - книжек читал маловато, но это еще не делает его плохим эльфом... - THAESS AEP!!! - взревел выведенный из терпения неначитанный эльф, но тут же, видимо, устыдившись своей вспышки, довольно сдержанно пояснил: - Мой приятель, знаешь, очень любит строить из себя умника на одном лишь, довольно общем основании - он из этих, из Aen Saevherne. По рождению. А посему мы и воображаем из себя невесть что, правда, Филавандрель?.. - Неправда ваша... Ламберт тихо сиял, глядя на эльфов. Их манера разговора чрезвычайно напомнила ему Геральта и Эскеля. Ламберт никогда не подумал бы, что эльфы могут, позабыв о своем гипертрофированном чувстве собственного достоинства, так разговаривать друг с другом в присутствии какого-то dh'oine. Впрочем, обычными эльфами этих ребят не назовешь, подумал Ламберт, стоит только припомнить, как они развлекались ночью. Черт знает что за эльфы, одним словом. - Ладно, - сказал вдруг черноволосый, словно моментально позабыв о присутствии Ламберта, - объясни мне наконец: мы открываем здесь дом призрения малолетних сирот, отличающихся ограниченными умственными способностями?.. - Это почему ограниченными? - обиделся Ламберт. Но эльф, сколько бы он там не читал книжек, похоже, знал, о чем говорил насчет способностей. - А какие еще способности, ответь мне пожалуйста, могут быть у сопляка, поехавшего ночью, в метель, в незнакомую горную местность, без шапки и без жратвы?.. "Я не сопляк, - хотел было возразить парень, - Я ведьмак, я из Каэр Морхен..." Ламберт залился краской, вспомнив свой вчерашний подвиг слабака - позорное бегство из Каэр Морхен с целью замерзнуть нафиг в горах... Это и впрямь было глупо. Очень глупо. И как попристойнее объяснить эльфам причину своего появления здесь, он не знал. - Сдается мне, тебе есть что скрывать, юноша, - тихо сказал светленький эльф, и Ламберт обернулся к нему. Неужели правда, подумал он, что это действительно Aen Saevherne, ведь он читал, что их так мало на свете. - Так, ты еще и сомневаешься во мне? - усмехнулся Фрель, - Я того гляди обижусь. Ламберт вытаращился. Это он что, телепатией развлекается? Вот так, запросто?.. - А что тут сложного?.. - улыбался этот холерный эльф. - Так какого же черта вы меня спрашиваете, что я тут делал? - с недоумением произнес Ламберт, - Если ты читаешь мысли, ты и так можешь узнать... - Ну да, - сказал Фрель, - могу. Только не хочу. Это, знаешь ли, малоприятно, когда кто-то залезает к тебе в голову. В результате я не узнаю ничего нового и интересного, а ты сохранишь в душе стойкую неприязнь к эльфам и их способам... общения с людьми. Разве не так?.. - Мой потрясающе деликатный друг Филавандрель, - сказал чернявый, который выходил из пещеры и теперь появился снова, - как ни печально, но вашу c юным dh'oine задушевную беседу придется временно прервать и перенести на более удобное время. - А что случилось?... - Убейте ведуна, который спрашивает "А что случилось?" - ухмыльнулся Фао, - Случилось, мой мудрый друг, следующее. У входа в нашу с тобой скорбную обитель стоит половозрелая особь dh'oine, одетая во вретище и не по возрасту убеленная сединами, и скромно интересуется... - Мой друг Исенгрим, - в его же тоне отозвался Фрель, - не тронулся ли ты рассудком?.. столь неуместно-высокопарные речи... - Могу и просто сказать. У входа стоит седой мужик в рванине и требует информации о несчастном, подобранном злобными эльфами в морозную ночь, дитяти... в смысле, об этом вот щенке. Сказать ему, что дитя давно выпотрошено, съедено и шкурка его пущена на мои парадные сапоги?.. - Это Геральт, - вскинулся Ламберт, - И не надо ему говорить ничего такого, а то... - А я так прямо и поверил этому мудозвону, - сказал Геральт, входя в пещеру, - А с тобой, Ламберт, я дома поговорю. - Просто трогательная благодарность за спасение дитяти, - фыркнул Фао, - Ты кого назвал мудозвоном, dh'oine недоделанный?.. - Я не недоделанный, - отозвался Геральт невозмутимо, - а вполне половозрелая особь. По твоим же словам. И к тому же, - кошачьи глаза старшего ведьмака проницательно поглядели на эльфов, - по-моему, за спасение следует благодарить вовсе не тебя. Фрель тихо усмехнулся, когда Геральт уставился на него. - Ты бы хоть сказал мне свое имя, - произнес ведьмак, - чтобы я знал, кого должен благодарить. - Филавандрель аэп Фидаиль Фелеаорн. Только ты все равно забудешь мое имя, - неожиданно добавил Фрель, - И когда мы встретимся снова, ты меня не узнаешь. - Ты, - сказал Геральт, внимательно глядя в черные глаза, - уверен?.. - Или сделаешь вид, что не узнал... Такие вещи диктуются обстоятельствами, dh'oine, - Ламберт почему-то обратил внимание на то, что Фрель произносил слово "человек" не выплевывая его, как Фао, а так же мягко, как произносил все остальное. - Ну а ты, - сказал Геральт спокойно, - ты узнаешь меня?.. - Не могу сказать заранее, - улыбнулся Aen Saevherne, - ибо не знаю, каков я стану. - Оставим будущее, лично я его не вижу. А пока - спасибо тебе, Филавандрель аэп Фидаиль, за пацана... Не знаю уж, зачем ты это сделал, но раз уж сделал, благодарю... нам бы не хотелось так глупо его терять, - хмыкнул Геральт. - Не за что. Просто счастливое стечение обстоятельств... Мы здесь случайно, - сказал Фрель. - Не очень-то вам живется там, в горах? - вдруг спросил Геральт, глядя почему-то на руки эльфа. Ламберт проследил за его взглядом - и удивился, как не обратил внимания раньше. У Фреля была утонченная внешность прирожденного книжника, соответствовало ей и меланхоличное выражение физиономии, а руки явно предназначены были для того, чтоб не поднимать ничего тяжелее пера, на худой конец, лютни... но выглядели совсем не так. На тыльных сторонах тонких кистей вздувались жилы, ладони казались слегка ободранными, черт его знает, что он делал, может, дрова рубил, неумеха... - Даже через пламя можно пройти, - сказал Фрель спокойно, - Aenyell'hael, all'ea? Геральт кивнул. - Но лишения опустошают память, - сухо добавил Фрель. - Разве?.. Стало быть, у людей не так, - буркнул Геральт. - Просто вы мало живете на свете, dh'oine. - Не будем вдаваться в сию грустную философию, - ведьмак мотнул беловолосой головой и положил руку на плечо мальчика, - Надеюсь, после своих подвигов ты сможешь сидеть в седле, Ламберт?.. - Да, - ответил мальчик. - Стало быть, постарайся всю дорогу до крепости вовсю наслаждаться верховой прогулкой, потому как в ближайшую неделю тебе не светит нормально сидеть на твердых поверхностях... - Вот так методы воспитания, - сочувственно заметил Фао, - Избиение беззащитного дитяти! Вот на меня, например, мой достопочтенный отец ни разу не поднял руку, а чем плох результат?.. Но какие же тонкие душевные свойства воспитываются вашею педагогикой, dh'oine? - Например, скромность, - улыбнулся Геральт, - Ну, прощайте, уважаемые эльфы... - Странные dh'oine, эти два, - заметил Фао, он стоял у выхода и провожал глазами двух верховых, пока они не скрылись в слепящем снежном море. - Это не простые dh'oine, - сказал Фрель, - ты видел глаза?.. Это ведьмаки. Так их, кажется, называют... - Что еще за ведьмаки?.. - Мутанты. Платные убийцы чудовищ. Странные какие, - улыбнулся Фрель, - А маленький ведьмак влюблен в большого. -Правда?.. - А то. Он так и засветился, когда этот беловолосый вошел... а когда положил ему руку на плечо, малыш аж задрожал весь... а как он на него смотрел, ты видел?.. - И я бы задрожал, - буркнул Фао, - этот разбойник похож на убийцу не одних лишь чудовищ... - Может, ты и прав... А я прав в другом. Нечего нам тут делать, Фао. Теперь я понял, что это за место... Где-то здесь стоит крепость Каэр Морхен... - Филавандрель кратко пересказал другу печальную историю крепости. - Но ведьмаки, оказывается, все еще живут в ней, - добавил он, - и, судя по малышу, занимаются все тем же. А я врагу не пожелал бы иметь ведьмаков в качестве соседей... да и они вряд ли потерпят эльфов в том же качестве. - Так опасны? - недоверчиво сверкнул глазами Фао. - А, молчи лучше, - рассеянно отмахнулся Фрель, - Есть такая история. Ведьмак и его враг встретились на мосту через реку. Проезжая по мосту мимо ведьмака, его враг зажмурился, думая, что сейчас последует смертельный удар, но обошлось, он ничего не почувствовал, кроме холодного прикосновения к шее. Доехав до края моста и все еще не веря, что все обошлось, враг ведьмака оглянулся... и вот тут-то у него отвалилась голова, отрубленная ведьмаком еще на мосту. - Идиотская байка!!! - Дыма без огня нету, Фао. Ведьмаки в одиночку сражаются с такими милыми животными, как мантикора и василиск. Это тебе о чем-нибудь говорит?.. - Мне это говорит о том, что придется нам и правда оставить нашу идею... - Твою идею, сердце мое. Но на следующий день эльфы так и не уехали, ибо Фрель впал в обычное для него состояние глубочайшего самопогружения, граничащего с трансом. Кончилось это через три дня тем, что Фао с руганью принялся чуть ли не пинками гонять его по пещере: сидя совершенно неподвижно в плохо отапливаемом каменном мешке, Фрель рисковал и отморозить себе что-нибудь. После возвращения в обычное состояние Фрель выглядел таким удрученным, словно увидел в своих видениях собственную смерть. Фао встревожился до безумия - ему было прекрасно известно, что многие Aen Saevherne действительно обладают способностью видеть будущее. Еще более укрепился он в своих нехороших подозрениях, когда Фрель среагировал на его расспросы не обычным "Фао, отстань", а "Исенгрим, иди в задницу уже!.." Тут уж Фао рассвирепел окончательно и слегка потряс своего субтильного приятеля по принципу груши, после чего Фрель, не будь дурак, возвел черны очи к сводам пещеры и понес обычную для эльфьих магов пургу о Часе Пурги, Часе Презрения, Tedd Direaedh и прочем, чего Фао, который и впрямь читал мало книжек, понять уже решительно не мог... Фрель никогда не рассказывал о том, что видел. У него был свой кодекс. Он (и не он один) полагал, что попытки помешать осуществлению Предназначения подобны жалкой песчинке, попавшей меж жерновами.
А видел он самого себя,
вернувшегося в самое прекрасное место на свете - Долину Цветов, где не
было ни одного цветка, зато был пепел, и развалины, и кости, обгоревшие
до такой степени, что по ним нельзя уже было и понять, кому принадлежали
они при жизни - Aen Seidhe или
dh'oine. И всюду будет кровь. А за твою голову, Фао, будут предлагать сумму, на которую можно в течение года кормить среднюю деревню. А маленького ведьмака, который тогда уже будет вовсе не маленьким, Фрель не видел вообще. Но ничего удивительного в этом не находил. Предназначением интересуются все.
А вот оно - не всеми.
|
bravenet.com